MarInk - Давайте все сойдём с ума

Однажды Драко увидел, что Гарри всё-таки пришёл; точнее, его, упирающегося, тащили за руки Уизли и Грэйнджер. Драко слышал обрывки их разговора: Гарри возражал: «Там спокойней и ничего не отвлекает от подготовки», а Уизли и Грэйнджер, смеясь, отвечали наперебой: «Ты говоришь совсем как Гермиона, Гарри!», «Там ты пылью зарастёшь, а здесь так хорошо!». Поттер сдался с видом первохристианского мученика и плюхнулся на плед непринуждённо, но так изящно, что Драко еле удержался от восторженного вздоха.

- Эй, Драко, - голос Антона вовремя отвлёк блондина от обожающего рассматривания Поттера. - Ты ещё помнишь что-нибудь о трансфигурации живого в неживое? Признаться, я уже забыл основные принципы.

- Мм, основные принципы… - Драко сделал над собой усилие, вспоминая их.

Пока он озвучивал эти принципы, и они с Антоном тренировались на первой подвернувшейся букашке, в голове вертелась мысль о том, что его отвлекли крайне кстати, пока кто-нибудь из других слизеринцев не заметил его взглядов на Поттера. Антон вёл себя, как лучший друг… так Уизел мог вести себя с Гарри. У Драко никогда не было друзей, если не считать крёстного, да и с ним отношения в последнее время стали натянутыми. Драко почувствовал горячую благодарность к Антону и не удивился ответному быстрому пожатию руки, без слов говорившему: «Держись, я рядом». Одно из двух: либо Крестов преследует какой-то свой интерес к Драко (причём ни разу за весь год никакого такого интереса, ни к его деньгам, ни к предположительной близости к Тёмному Лорду, ни к чему бы то ни было ещё Драко не замечал), либо, как эмпат, чувствует, что Драко не та холодная слизеринская сволочь, какой кажется, и просто дружит, ничего не ожидая взамен. Сама идея была для Драко нова и повергла его в растерянность, граничившую с серьёзным шоком.

Толпа студентов продолжала заниматься учёбой, когда вдруг Поттер дико закричал, хватаясь за лоб. И чёрная тень накрыла небо. «Крыло Мрака», - пришла в голову Драко где-то слышанная красивость. «Что бы это ни было - ничего хорошего оно из себя не представляет».

* * *

Гарри не хотел ходить к озеру. Зачем оно? И в библиотеке неплохо. В последнее время Гарри пристрастился к одиночеству. Ему не хотелось говорить с кем-то о чём-то более личном, чем тридцать способов использования лютневидки в лечебных зельях или специфичность параметров, которые необходимо задать для трансфигурации пера в баобаб. Друзья, правда, каждый день настаивали, чтобы он пошёл с ними на свежий воздух, но он всегда отказывался как-то, находил слова, чтобы убедить. А сегодня они вытащили его буквально за руки, больше попросту не слушая его речей.

И всё было на самом деле неплохо, особенно если не смотреть в сторону изящной фигурки в обычных маггловских джинсах и ярко-зелёной футболке, фигурки, увенчанной копной тщательно уложенных блестящих светлых волос. Зачем смотреть? Гарри твёрдо решил не возникать больше в жизни слизеринца, не портить её. Пусть он найдёт себе кого-нибудь ещё.. при этой мысли внутри Гарри прокатилась волна протеста. Это что, ревность? Он не имеет на неё никакого права! Гарри опустил глаза в конспект, заставляя себя сосредоточиться на разновидностях чар маскировки.

Резкая боль в шраме возникла совершенно неожиданно, будто по нему полоснули бритвой… и продолжали полосовать, раз за разом, методично-садистски. Гарри закричал, вжимая ладонь в лоб, будто это могло хоть как-то сдержать жаждущего пообщаться Вольдеморта.

«Привет, Гарри. Наконец-то мы встретились».

- Пошёл… вон, красноглазый ублюдок… - выдавил из себя Гарри и вновь закричал. На конспект перед ним упала тень, как от тучи, но ведь сегодня с самого утра не было ни облачка…

«Зачем ты так невежливо, Гарри, - протянул змеиный голос Тёмного Лорда. - Подними личико, и давай пообщаемся, как цивилизованные люди».

Гарри зачем-то поднял ставшую вдруг тяжёлой, как котёл, голову и увидел Вольдеморта. Он стоял перед Гарри, Роном и Гермионой, улыбаясь, и если бы его губы не были так бескровны и тонки, а кожа не так походила на чешую, то эту улыбку можно было бы назвать радушной. И это было страшнее всего.

А позади Вольдеморта стоял Корин Вечер-Малфой, с дикими глазами, ухмыляющийся, в белой рубашке с короткими рукавами, и на его предплечье явственно виднелась Метка.

- Привет, кузен, - торжествующее шипение Корина предназначалось находившемуся неподалёку Драко. - Я выполнил твоё задание для Господина - забавно, не находишь!

Драко не отвечал. На его лице не было вообще никаких эмоций, будто это было не лицо, а накрепко запертая дверца сейфа.

- Да, Драко, Корин оказался более послушным мальчиком, чем ты, - взгляд Вольдеморта обратился к Малфою, но Гарри продолжал корчиться у его ног от режущей боли в шраме, потому что Вольдеморт ликовал, так ликовал, как никогда в жизни. Правда, теперь у Гарри получалось обходиться без крика - можно ли это было в данной ситуации посчитать прогрессом? - Поэтому я счёл возможным отдать Корину то, чего он так жаждал. Нет, не того мальчишку - кровь Поттеров и Эвансов слишком для этого ценна, а тебя, Драко. Кто бы мог подумать, что ты перейдёшь на светлую сторону из любви к моему главному врагу? Тем хуже для тебя. Больше ты меня не интересуешь. Корин, он твой, можешь убить, как ты этого хотел, - Вольдеморт махнул рукой, отворачиваясь от Драко, и вновь взглянул на Гарри.

- Ты посмел дерзить мне, Гарри. И за это будешь наказан. Crucio!

Сквозь пелену боли Гарри думалось как никогда чётко и ясно. Даже странно, что ни в одной спокойной обстановке так не удавалось. Извиваясь под Круциатусом, Гарри отстранённо анализировал ситуацию.

Раз Вольдеморт посмел явиться так внаглую и до сих пор никуда не перенёсся вместе с Гарри, чтобы прикончить последнего без шума и пыли, то он не опасается прихода Дамблдора. Отсюда следует, что защита зАмка вскрыта, и директор если не мёртв, то занят, сражаясь с Пожирателями, так же, как остальные преподаватели. Никто из присутствующих здесь студентов не может причинить Вольдеморту никакого вреда - вон как от него разлетаются во все стороны Ступефаи и Петрификусы. К тому же среди студентов завязалась своя драка - большая часть слизеринцев оглушает, а то и авадит без зазрения совести всех прочих. Что-то сделать может только он, Гарри, ему это суждено по факту рождения. А что-то сделать, находясь под Круциатусом, крайне затруднительно, значит, надо от него избавиться. А Вольдеморт всё не снимает Непростительного. Отсюда следует, надо остановить это самому.

Вот тут Гарри всерьёз пожалел, что так и не нашёл времени вчитаться в летопись собственного рода. Он пролистал исписанные Майклом Поттером хрупкие страницы, но вскользь, выхватывая по фразе на лист и улавливая лишь общую суть, нить, сюжет. И уж точно не искал между строк таинственного слова, легкомысленно полагая, что успеется. Нервные окончания всего тела Гарри словно плавились в кипящем масле, и он, с всё большим трудом сохраняя чёткость мышления, пытался припомнить, не было ли там чего такого… «Почему Вольдеморт всё не снимает Круциатус? Он хочет свести меня им с ума, как Лестрейндж свела родителей Невилла?». И тут вдруг до Гарри дошло, что он не кричал. Он молчал под долгим, очень долгим Круциатусом, и Вольдеморт всё это время ждал от него хоть какого-нибудь звука. И Гарри стало от этого факта смешно, и он хрипло засмеялся, издавая первый звук с тех пор, как прозвучало Круцио. Перед его мысленным взором возникла чёткая картинка одного из листов летописи. Ярко-красные, как кровь, буквы, которых там не было при прочтении, сияли перед внутренним взором Гарри. И он мысленно прочёл их, складывающихся в абсолютно незнакомое и сразу же забытое слово. И боли не стало. Гарри было подумал, что умер, и уже вообще ничего не чувствует, но ощущение прохладной травы под щекой доказало, что это не так. Вряд ли это сады Рая, где, теоретически, тоже должна расти трава. В Раю не должны сражаться между собой на палочках студенты Хогвартса. И уж точно там не было бы ошеломлённого Вольдеморта с отпавшей челюстью.