Павел Буркин - Обречённые. Том 1

Разведчик перевернул тело на спину, пачкаясь в крови, закрыл полупрозрачные студенистые веки. Хотелось помолиться — но кому? Тому, кто равнодушно смотрит, как уничтожают Подкуполье со всеми обитателями?

От унылых мыслей Крысятника отвлёк слабый стон. Разведчик обернулся — ни намёка на движение, тьма и тишина. Померещилось? Нет, сзади-сбоку раздаётся какой-то придавленный хрип. Живой!

Крысятник осторожно, стараясь не вставать, развернулся. Теперь боль хлестала наотмашь, похоже, что-то с бедром. И кровь не унимается, капает и капает, и с каждой упавшей в грязь каплей его покидают силы. Плечо тоже печёт огнём, и хотя левая рука слушается, каждое движение заставляет стискивать зубы. А что будет через час? И будет ли у них этот час?

Аист Мастыря — крошечный коротышка с длинным, кривым и острым клювом вместо рта, говорить он едва умел, да и ходить — так себе, и то не по камням. Зато огромные перепончатые ласты вместо ступней давали ощутимое преимущество на болотах. Ноги были совсем короткими, сантиметров семьдесят, вдобавок почти не гнулись — бегать на таких костылях не выходит, только скользить — как на неизвестных в Подкуполье лыжах, отталкиваясь длинными руками. Бегать Мастыря предпочитал на руках о десяти пальцев — вот они были и длинные, и крепкие, аж с тремя суставами каждая, и ловкие, способные из любой дряни смастерить какую-нибудь пакостную «механизьму» — порой от изобретений страдал сам изобретатель, но когда шло вдохновение, ничего с собой поделать не мог. Собственно, ради этого таланта его и взяли в отряд: порой в его «механизьмы» попадали и завоеватели, а разок ржавым железным колом пригвоздило служебную овчарку. А вот нехрен преследовать отступающую разведгруппу! Заодно добыл кило тридцать неплохого мяса.

В этом походе он вообще оказался на высоте. Обычно бесполезные ласты уверенно держали Аиста над грязью, он навьючил на себя самый большой рюкзак, но всё равно опережал всех, играя роль передового охранения, и только изредка возвращаясь назад, чтобы доложить, что всё спокойно. Собственно, он и собирался доложить в момент удара — потому и накрыло вместе со всеми. Спасло только то, что расстояние всё же оказалось великовато. В тело Аиста ударили всего несколько вольфрамовых кубиков — но попали крайне неудачно: в левой руко-ноге попало прямо в кость, перерубить не перерубило, но ходить один чёрт невозможно. Ещё четыре кусочка раскалённого металла засели в груди и пухленьком животе, один — в правой ноге, хорошо хоть, не пробил перепонки ласт. Наконец, последний осколок вошёл прямо в лоб, на глаз стекала струйка густой крови, но, похоже, ничего жизненно важного умудрился не задеть. Аист даже не потерял сознания — но больно ему, наверное, было зверски.

— Кры… сятник, — Аист нашёл силы улыбнуться другу, а теперь и командиру. — Уходи… У тебя… приказ.

— Не говори глупостей! — в бессильной злобе буркнул Крысятник. — Вместе уйдём. Идти можешь?

— Ш-шутишь? — глаза Мастыры начали закатываться — но отчаянным усилием он заставил их снова смотреть на командира. — Дострели… чтоб не попались… и иди…

— Отставить! — твёрдо, совсем как Великий Пак, скомандовал он. — Скоро тут будут эти ублюдки. Если кого-то оставить, они могут узнать… Что знать не должны. Придётся нам вытащить всех, и самим при этом не сдохнуть!

Крысятник не решился сказать, что должен был — но Мастыра Аист понял и так. Даже если они попадут в руки врага мёртвыми, забарьерцы тут же поймут, что перед ними — не просто спасающиеся от резни беженцы, а организованная группа — разведывательный отряд или даже диверсанты. Может, и не выйдут на Пака сразу, ведь мёртвые — народ неразговорчивый. Но уж точно сообразят, что они — часть какой-то организованной силы, ведущей партизанскую войну. И гораздо раньше, чем на то рассчитывает Пак, примут меры: усилят патрули, введут ночное патрулирование улиц, а то и начнут целенаправленно выжигать подземку бомбами вроде той, из-под которой всех вывел Пак. Или завалят все входы и выходы, предоставив остальное голоду и жажде. И точно сорвётся завтрашнее: наверняка пошлют группу по следу, а если догадаются, что вслед за разведкой могут пойти и другие — просто оставят там летать несколько таких беспилотников. Их хватит, чтобы устроить кровавую баню.

Превозмогая боль, Крысятник выпрямился. Ощущение было такое, что тазобедренную кость сверлит огромное сверло — этак неторопливо, тщательно, наматывая нервы и стараясь причинить побольше боли. Но стоило приподнять тяжёлое, скрюченное судорогой тело Мохи, как в плече будто взорвалась граната. С трудом Крысятник не выронил, а осторожно опустил обратно на грязевую перину окровавленное тело, он старался не потревожить пробитую голову, всё ещё кровящее тело…

— У-у, падла, га-ады! — прорычал Крысятник. В одиночку троих не утащить, а надо забрать и мешки с едой, и оружие, и труп Лошака… И не просто утащить, а добраться до входа в подземку там, за полной грязи ямой. Потому что, пока будут возвращаться, начнёт светать. А пересекать шоссе днём безнадёжно и без раненых. Ещё можно взять автомат и одиночными выстрелами снести всем раненым головы. Последним — себе. Но останутся автоматы, останутся трофейные фонари, останутся армейские сухпайки в трофейных же, местами заляпанных кровью вещмешках убитых забарьерцев. И те, кому положено по должности — выводы сделают. А время утекало, как вода между пальцев, и самое страшное — он не мог сказать, когда по их душу прилетят чистильщики. — Суки, ненави-ижу!!! Пак!

Он и сам не знал, зачем зовёт Вождя. Тот был в нескольких километрах отсюда, да ещё под землёй, а даром мыслеречи, увы, Крысятник не обладал. А Пак… Пак мог услышать отчаянный призыв, только если следил за ними с самого начала. И всё-таки звал… Наверное, оттого, что больше было надеяться не на что.

«Не ори так, — раздался в мозгу Крысятника спокойный голос. Так, и только так, говорил Вождь, и не было случая, когда он повышал голос — разве что на пленного. Казалось, не словами даже, а своим тоном Вождь убеждает: «Не волнуйся, ничего страшного. Сейчас придумаем, что делать». — Думай, как я — и я тебя услышу. Что у вас там, Крысятник?»

«Этот… Летучий гад атаковал! — Крысятнику ещё никогда не доводилось так говорить — не размыкая губ и не произнося, вроде бы, ни звука. Но получалось ведь, получалось, и уже от этого было легче! — Я ранен, Лошака наповал, остальные — не ходячие. Через десять минут они…»

«Понял. Сейчас посмотрю… Так, парни, гравилёт вылетел, у вас пять минут, не больше. Сейчас я вам помогу. Крысятник, Мастыря, соберитесь!»

— Кто говорит со мной? — точно так же, как миг назад сам Крысятник, спросил Мастыря. — Вождь?!