Дмитрий Щербинин - Буря

Битва, начало которой было неуверенной, когда и та и другая сторона билась с непривычкой — теперь расходилась с каждым мгновеньем. Казалось та бойня, которая расходилась теперь, как бы расплачивалась за все те века, которые эти народы не воевали, когда одни жили в страхе, другие — в благодати. Жители Алии еще ревели: «Остановитесь!» — однако и сами, видя гибель братьев своих и сестер вершили смерть — и медведи теперь не отталкивали, но стремительно переламывали тела, или же разбивали их тела своими кулачищами, олени прибив копытами земле, со всех сил били своими острыми копытами, а с неба слетали бессчетные птичьи полчища — они обрушивались на головы наступавших, выхватывали из толпы, поднимали метров на двадцать, и там выпускали. Передние ряды Цродграбов без конца наносили удары своими клинками, попадали и в птиц — так один из них, смог оседлать Гамаюна, который поднял его в воздух, однако, от страха, иль от глупости — перерезал птице с девичьим ликом шею, и рухнули они в месиво.

Вообще же, от первых рядов Цродграбов и до озерного берега, в ту минуту, когда началось сражение, было не более пятидесяти шагов, так что все силы бывшие там вскоре источились, и сражение завязалась на флангах, куда стремительными толпами сбегались жители Алии. Если бы не Кэльт, братья были бы уже схвачены. Благородная птица подлетела к ним, как раз в то мгновенье, когда были перебиты последние ряды — братья были столь растеряны происходящим, столько сразу боли видели, что совсем растерялись — плакали, прислонившись друг к другу плечами, молили у неведомо кого, неведомо о чем. Но вот слетел перед ними Кэльт — несколько кровоточащих ран покрывали его тело, он взмахивал крылами, отгоняя братьев к воде:

— Что же вы?..

— Да, да — ради матери мы должны отступить! — выкрикнул Дьем, и подхватив своих рыдающих братьев потащил их к плоту.

Они ступили на плот, однако, между ними и Цродграбами оставался один только Кэльт, а первые Цродграбы были всего лишь в нескольких шагах от них — вот сейчас должны были они уже прыгнуть, но благородный аист, развернулся к ним, и, раскрывши широкие крылья, устремился навстречу — сразу же несколько клинков пронзили его тело, и он был бы затоптан, но тут слетели с небес иные птицы, и подхвативши его бездыханного, окружая его живым облачком, понесли все выше, выше — к настоящим облакам, которые медленно и величаво плыли над ними, в слепяще-яркой лазури — поднимались до тех пор, пока не исчезли на фоне эти окрыленных, сияющих отрогов.

Даэн-музыкант, как самый чувствительный среди них, рыдал в полную силу, он звал Кэльта, который был им лучшим другом, и все спрашивал — не жуткий ли это сон? Не самое ли кошмарное, но бесплотное виденье?.. Что ему могли ответить: они сами не могли сдержать слез; они, не привыкшие даже и к самому малому проявлению насилия, не могли вместить стольких убийств, происходящим сразу — нет — их глаза не могли принять этого — одна только смерть Кэльта чего стоила — вот на эту смерть они и обратили свои переживания, по нем и плакали.

Между тем, первый из прорвавшихся к берегу, был Барахир. Цродгабам никогда еще не доводилась плавать — ведь, для них ледяная вода тех мест, где жили они, представлялась столь же смертоносной стихией, как для иных народов, например — огненная лава, или же еще какая-нибудь подобная напасть — они и плавать не умели, однако, вот Барахир метнулся вослед за платом, и, из всех сил гребя, кричал:

— Это как согретая вода! Слышите?! За мною!

Конечно, Цродграбы не могли его ослушаться: для них, ведь, каждое его слово было священным; конечно — кидались они в воду, и кое-как, отчаянно ударяя по хрустально-лазурной поверхности, поплыли следом. «Все силы придавайте! Руками, ногами отталкивайтесь!» — выкрикивал, плывущий впереди иных Барахир, и вот, в борьбе за жизнь, в несколько мгновений научились они плавать. Ко дну пошли лишь немногие, да и те — были из тяжело раненых, которые в пылу и не чувствовали своих ран, но в водах неожиданно теряли силы. А воды озера взбились, заходили тревожными, кровавыми волнами — ведь, в озеро бросились сразу сотни Цродграбов, а за ними поспешали все новые и новые ряды — кровь стекала не только из их ран — это была кровь, которая попала с их противников, та кровь которая осталась на их ногах от раздавленных тел.

Между тем, Барахир вырвался далеко вперед — нельзя сказать, чтобы он когда-то был отменным пловцом (хотя и попадал во всякие водные переделки), да и в последние годы не доводилось ему плавать, однако, тут проявил такой пыл, что почти догнал плот, и братья вышли на мраморное крыльцо, лишь за несколько мгновений до того как он схватился дрожащей рукою за мраморные ступени, и стал подниматься.

Братья стали пятится, ибо зрелище действительно было жутким: вся протяжность озера (а это метров в триста) — кипела, приближалась сотнями, тысячами пылающих, искаженных мучительной борьбою за свое существование ликов. В это мгновенье, сзади повеяло таким порывом, каким должен наполнять Вас первый вздох весны, когда сердце вдруг вспыхнет, и захочется бежать и бежать навстречу этому ветру, любить, смеяться… Но смеха не было — раздался вздох, наполненный такой болью, что не только братья, но и Барахир, но и плывшие — все содрогнулись, все устремили на нее взгляды. Конечно — это была Алия: фея сошла с вершины своего дворца, и, после вчерашнего, ей это было очень нелегко. Должно быть, она за ночь все-таки набрала себе сил от звезд, и чувствовала себе лучше чем накануне — но при свете солнца еще заметнее стала, какая она теперь блеклая, словно бы тень ночная, которая вот-вот должна распасться в ничто — нельзя было смотреть на ее прекрасный, печальный лик без сострадания; и, глядя, каждый, хоть и на время, забывал о своих собственных устремлениях, и шептал: «Вот она — настоящая красота, вот то, за что не жалко отдать жизнь. Да я и отдам свою жизнь, только бы ей стало лучше!». Барахир поднялся перед ней в полный рост, и проговорил:

— Мы не желаем тебе зла, чародейка. Отдай нам этих троих, и мы уйдем…

— Прекратите!.. — выкрикнула она со страшной болью, увидев ту бойню, что извергалась кровью, воплями, и мертвыми телами по берегам озера.

Там, с двух сторон, да еще и сзади, да еще и с воздуха — налетали на Цродграбов жители Алии. Эти прекрасные создания, летели и бежали в битву с песней, и, так как не ведали боевых песен — то это были песни про любовь, про счастье — в них ударяла волна кровяных испарений, а они, еще и не ведая, что это за запах, не понимая, что происходит, уже врывались в ряды Цродграбов, и, видя, как гибнут их братья и сестры, видя, как наносят они последние удары — наносили таковые удары и сами: у кого что было — у кого клыки, у кого могучие лапы — каждый пускал в ход свое, природой данное орудие, которое орудие прежде никогда и не было. Ежесекундно гибли десятками, а то и сотнями; кровавые ручьи стекали в озерные воды, из глубин всплывали ужаснувшиеся рыбы, но, наткнувшись на плывущих, спешили спустится во свои помрачневшие сады.