Дмитрий Щербинин - Буря

Она резко покачала головой, вздохнула, тем, как бы выражая полное свое к нему презрение — наконец, заговорила:

— А кажется между нами все кончено, да?! Ну, что ты на меня смотришь?!.. Мы ж не можем жить вместе! Мы ж в прошлый раз навсегда уже расстались! И какого ж черта, после всего того что между нами было; какого ж черта, я тебя, Альфонсо, спрашиваю, ты вновь сюда прибежал?!.. Разбей тебя этой льдиной: отвечай немедленно — как же ты мог вернуться, и еще что-то от меня требовать?! Ну — говори, говори — чего же ты ждал от меня, а?!.. Ведь ты же орал, что ты уже ненавидишь меня, что я в тебе отвращенье вызываю — а я тебе тем же отвечала — и, ведь, все-таки, пришел! Ну, зачем?! Говори — зачем ты, черт окаянный, сюда пришел?! Или не знаешь, быть может, что с каждым разом у нас расставания… вот, быть может, сегодня и зарежем друг друга! Так ты это знаешь не хуже меня, так для чего же, отвечай, пришел?! Зачем изводишь меня этими взглядами?! Зачем ждешь?! Чего-чего ты ждешь еще от меня: отвечай, отвечай же немедля!..

У нее на глазах выступили слезы, и, хотя дом больше не дергало, но только трясся он мелкой дрожью — стояла она, вцепившись в один из шкафов — и все-то ждала, и все то ждала чего-то. Альфонсо подошел к ней — он уже нависал над нею, но не прикасался — его трясло:

— А ты что не ждала?! Нет — не ждала меня?! Не лги: я ж почувствовал, что ждала; я ж и во взгляде твоем прочитал! Ты все это время страстно ждала меня сама не зная зачем, но, ведь — то же, что и я чувствовала: несмотря ни на что, не можем мы друг без друга!.. Тянет, тянет, нас друг к другу. Что то высшее тянет!..

— Не знаю, что там вообразил! — выкрикнула Нэдия, и на глаза ее выступили слезы; тут же, сама себя убеждая, зачастила она. — Да, да — вообразил! Ты просто слабак, тебе некуда больше податься! Ты бы пошел в кабак, и нашел бы там какую-нибудь девку… А знаешь, почему ты не идешь?! — вдруг с яростью выкрикнула она. — Потому что тебе в собственных глазах хочется казаться хорошим — не потому что ты не хочешь этой девки, а вот потому только, что ты самолюбив! Да-да — из одного только самолюбия; но то что есть, то самолюбием не прикрыть!

— Замолчи! Замолчи! — взвыл Альфонсо.

Тут на дом обрушилась такая глыба, что где-то на верхнем этаже загрохотало — была проломлена крыша. Альфонсо же бросило на Нэдию, однако она, оттолкнула его, и с такой не девичьей силой, что он отлетел аж до самой двери; но вот уже, страшный, с залитой кровью половиной лица, вновь вскочил на ноги; вышел на середину горницы, но там остановился; дрожащим голосом выкрикнул:

— Ты… ты лжешь! Слышишь ты, стерва! Лжешь ты, лжешь! Все лжешь, и сама не знаешь зачем лжешь!.. А нет, нет — сейчас я все-таки скажу, что нас заставляет все это орать, все это делать! Да — скажу, стерва ты проклятая!.. Один мудрец сказал, что после гибели Моргота, осталось, в воздухе этого мира, великое множество духов: они незримы для глас, и не властны над физической плотью; но они так подцепляются ко всем нашим слабостям! Стоит только человеку ослабить где-то свою волю, вот они, сразу же и цепляются за эту слабинку; вот и взращивают его — не остановится человек вовремя, вот и все — вот и погиб человек! Вот несколько из этих духов, а то и целое скопище, в нас засело!.. Да, да — вот они то, духи эти и рвут, и мечут нас! Ну, а теперь, говори, говори — разве же не сильнейшее у нас друг к другу стремление, что, несмотря на всю эту боль — все бежим друг к другу! Охваченные этими духами злыми, грыземся, а, все равно, ведь, и проклятья друг другу выкрикивая; шипя друг на друга, порою до жажды убийства ненавидя, все равно: никак расстаться не можем!.. Какая в нас сила!.. Слышишь ты!.. Ну, видишь: я рыдаю — чего же боле?!.. А-а — кабацкая шлюха! — он даже взвизгнул, и стал на нее медленно надвигаться, а она, сильно побледневшая, стояла недвижимо, и, даже пошевелиться не могла. — Зачем же ты сказала мне, про кабацкую шлюху?! Зачем мерзость мне эту сказала?!.. Да знаю, знаю — опять один из этих духов овладел тобою; но, ведь, знаешь же ты, что то, что предложила — только отвращенье во мне вызывает!.. Мерзость какая! Если бы мое чувство было грязным, низменным — да я забылся бы в объятьях кабацкой девки! Но что ты говорить… Для иных любовь как небеса; и ты… ты для меня как небеса — все в шипах ледяных — вот таким же рвущим градом секущие, но, все-таки, небеса — ну а от грязи меня воротит!.. Нет — я не могу остановится, не могу, не могу! Я ж кричу тебе: что ты высшее влечет нас друг к другу; хотя мы и не можем нормально общаться… да-да — не для нас эта нормальная речь была создана, не для нас — нормальные чувства! И вот, не в силах иного придумать орем друг на друга…

К этому времени он уже вплотную к ней приблизился, уже склонился над нею, и жуткий его прорезанный паутиной, окровавленный лик был рядом с ее, и все это напоминало какой-то кошмарный сон. Вот Нэдия ударила ладонями в его грудь — так сильно, что он бы вновь отлетел, однако, Нэдия сама его удержала, стала сжимать руки на его груди — все сильнее и сильнее: однако, и сама не осознавала этого, и он тоже не чувствовал боли.

Вот прерывистым голосом проговорила она:

— Ну, и зачем же все это?!.. Что дальше то у нас будет?.. Ну, и чем все это закончится… Ну, говори же что-нибудь! Говори! Объясняй, если ты духов каких-то обвиняешь, так говори — как от этих духов избавиться можно?!

— К Гэллиосу!.. Да — к моему старому учителю; он зовет — он говорит… В общем, у него в жилище… с его то помощью… Быть может, поспокойнее будет.

— Хорошо, хорошо. Давай успокоимся!.. Давай не будем орать! Сколько мы сможем так продержаться: минуту, две?!

— Я ж не могу без тебя — понимаешь ли ты это, Нэдия?! Вот — я тебе признался, я тебе столько высказал; а теперь то твоя очередь пришла: да — теперь ты! Теперь ты! Говори все: ведь, ждал же — да! Ведь, сердце то жаром отдалось, когда я застучал — ведь, сердце тебе подсказало, что — это я к тебе в дверь барабаню!

— Да — поняла, потому что никто, кроме тебя, не стал бы так барабанить!

— В бурю то?! А ежели от дома далеко — чтоб спастись то?!.. Обманываешь!

— Не ори на меня так! — взвизгнула Нэдия.

— Хорошо, хорошо — не стану больше; прости, прости; но, все-таки — отвечай: ведь, уже знала, что — это я. Ждала! Ведь, хотела, чтобы я пришел — вот это-то главное хочу от тебя услышать.

Проговорив это, он вспыхнул, заскрежетал зубами — от исходящих от него волн жара кружилась голова. Нэдия продолжала сжимать руки на его груди, и вот надавила с такой силой, что у нее треснул ноготь, а у Альфонсо выступила кровь. Он не чувствовал этой боли, однако же хруст ее ногтей раскаленными иглами вонзился ему в голову, и вот он перехватил ее сжатые до белизны кулачки, и сам, не отдавая себе отчет в том, что делает — оторвал их, от своей груди, стал сжимать, и все сильнее и сильнее — так, что в скором времени, они должны были раздробиться…