Дмитрий Щербинин - Последняя поэма
- Название:Последняя поэма
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Дмитрий Щербинин - Последняя поэма краткое содержание
Свой роман я посвятил 9 кольценосцам — тем самым ужас вызывающим темным призракам, с которыми довелось столкнуться Фродо в конце 3 эпохи.
Однако действие разворачивается за 5 тысячелетий до падения Властелина Колец — в середине 2 эпохи. В те времена, когда еще сиял над морем Нуменор — блаженная земля, дар Валаров людям; когда разбросанные по лику Среднеземья варварские королевства, сворой голодных псов грызлись между собою, не ведая ни мудрости, ни любви; когда маленький, миролюбивый народец хоббитов обитал, пристроившись у берегов Андуина-великого, и даже не подозревал, как легко может быть разрушено их благополучие…
Да, до падения Саурона было еще 5 тысячелетий, и только появились в разных частях Среднеземья 9 младенцев. На этих страницах их трагическая история: детство, юность… Они любили, страдали, ненавидели, боролись — многие испытания ждали их в жизни не столь уж долгой, подобно буре пролетевшей…
Последняя поэма - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Если жены энтов боролись с тем, что ярилось над их головами, то эльфам приходилось биться с теми первыми волнами вражьей армии, которые докатились до этих мест. А первыми достигли волколаки — эти волки-оборотни, вдвое большие обычных волков, и немерено во сколько раз более могучие и злобные. Ведь все эти дни они провели в оцепенении, и вот теперь, когда проснулась ярость их господина, бросились сначала было на Лотлориенские леса — получили там достойный отпор, и вот теперь воющей, скрежещущей клыками стеной неслись к этим местам. В бессчетных, стремительных рывках они рвали плоть друг друга, их огромные глазищи сияли — стоило только взглянуть в них, как пропадала всякая воля — казалось, нет ничего, что могло бы их остановить, а очей этих было бессчетное множество. Как в кошмарном сне — только они появились на пределе видимости, и вот они уже совсем рядом, еще один прыжок и… Эльфы тоже собрались вместе — в эти краткие мгновенья, словно светлячки во мраке беззвездной ночи слетелись друг к другу, и сияли нежным облаком; и верилось, что облако — это дверь, в прекрасный мир, что можно туда броситься и спастись, что дверь захлопнется за спиною, навсегда. И тогда эльфы запели хором, и опять нельзя было разобрать ни слова, но каждый чувствовал ту энергию, которая от них исходила — и не смотря на то, что ветер из леденящего переменился на иссушающе-жаркий у братьев мурашки по коже тогда побежали:
— О, Элберет Галандиэль, звезда в вечернем небосклоне,
Всегда ты в милой тишине, пусть мы во тьме, пусть мы в полоне!
Мы верим, мы к тебе зовем; пусть не для слуха все заклятья наши,
Но нет, но нет ведь ничего, для духа, для надежды краше!
Ты в небе, милая звезда, и мы погибнем за тебя,
Обречены мы в этой мгле — умрем сражаясь и любя…
И вот волна оборотней уже налетела на них, вот, подобно звездопаду обрушились в ударах многочисленные клинки, и тут же все перемешалось, обратилось в то, во что и должно было обратиться — в изничтожающий сам себя хаос — хруст костей, брызги крови, безумные вопли, хрипы — все это было и прежде — все это противное любви, а значит и всему мирозданию вновь свершалось, вновь терзало глаза. Эти волколаки неслись беспрерывной лавиной — и, не смотря на доблесть эльфийских воителей, несмотря на то, что каждый из них уносил по дюжине, а то и по две дюжины этих жутких созданий, налетали все новые и новые — эльфов становилось все меньше. Еще изливали со своих ветвей лазурные потоки жены энтов, но в пепел обращались, гибли под ударами молний — и, глядя на тот весенний свет, который лился от их ветвей, и который разрывался, таял без следа — молить хотелось, чтоб побыстрее уж все они погибли, так как невыносимо было наблюдать эту долгую, обреченную гибель прекрасных созданий.
Вот то, что клокотало над их головами, стало выгибаться вверх, образовывать исполинский купол. На мгновенье мелькнула надежда, что вмешалась таки высшая светлая сила, что Валары решили покинуть свои райские кущи, придти на помощь страдальцам в Среднеземье. Но нет — надежда исчезла столь же стремительно как и появилась. Это тьма, это ворон образовывал эти огромные формы, чтобы можно было излить то страдание, то отчаянье, которое им теперь владело. Да — это был исполинский, уходящий на многие версты ввысь купол — в самой выси трепетало, рвалось, металось раскаленное кровяное марево; стены же тоже пылали кровью, и, казалось, что стекают вниз по ним кровавые водопады; они надувались клубами, они хрипели, они пульсировали, исходили огнистыми струями, которые в ярости, одна в другую впивались, образовывали безумные формы. Иногда эти исполинские стены меркли и тогда все погружалось в совершенный мрак, и только кровяное марево в вершине купола зияло яростным оком — иногда все вспыхивало столь ослепительно ярко, что должны были бы ослепнуть глаза, но нет — они не слепли, и только иглы боли прожигали.
Поднял руки Робин, заговорил, закричал со страстью, рыдая. И, хотя не было слышно ни одного слова, конечно, ясно было о чем он вещает. Но на этот раз слова его были бессильны — вот ударила в его фигуру молния, и даже на расстоянии нескольких десятков метров чувствовались волны жара. Фалко был рядом, и он бы разом обратился в пепел, если бы один из порывов ветра не отнес бы его все-таки чуть в сторону. Теперь хоббит вскричал, и, ничего не видя за сиянием, не чувствуя, что плоть его обугливается и дымиться, медленно, шаг за шагом, стал прорываться к своему сыну. Он даже не понял, что дух его покинул тело — он просто получил большую свободу, и оказался вдруг в верхней части купола, в кровяном мареве, на много верст выше гибнущих, обреченных. Он просто понял, что враг его ворон теперь рядом с ним. Вначале он бросился на врага, но тут понял, что это не поможет, что это не верный путь. Но тут он вспомнил Холмищи — сначала это был хрупкий, весь перекошенный кровавыми вспышками образ, но вот он вырос, окреп — сладостными волнами пришло к нему спокойствие.
Он стоял, обняв ствол милой березы. Совсем недавно прошел дождь, и в умиротворенном свете закатного солнца, в этих мягких, женственных, вечерних тенях взошел туман, клубился сказочными, прекрасными образами — невозможно было оставаться безучастным, наблюдая эту красоту, невозможно было усомниться, что какая-либо мрачная сила сможет причинить хоть какой вред этому. И тогда Фалко заговорил, запел, продолжая начатую братьями поэму — последнюю поэму:
— …В тихих соцветьях тумана,
Светящих в космической мгле,
То чувство, что в сердце нам дано,
Росло в материнском тепле.
И грезы свои созерцая,
Росло до рожденья времен,
О мире грядущим мечтая,
Окутано в сладостный сон.
И там, пред Единым сияли,
Веков и миров образа,
И тихо, и тихо шептали,
И тихо рождалась краса.
И то, что не скажешь словами,
Он высказать сердцем там смог,
И звезды рождая волнами,
Помчался огнистый поток.
И вот, в бесконечном просторе,
Средь звезд и галактик своих,
Воссел на сияющем троне,
Сзывая всех духов родных.
Они — его разные мысли,
Они — судьбы милой Арды,
Они перед троном повисли,
Подобны сияньем звезды.
Они — из единства рождены,
Но каждый свободен уже,
Стояли — смиренны, склонены,
И верны единой душе.
И каждый из них, в нежном свете,
Сияя — кто бликом воды,
Кто пламенем, что на рассвете,
Заблещет в скопленьях росы.
И каждый волнующим хором,
Счастливую песню запел:
«Пусти по безбрежным просторам
Познать наш счастливый удел.
Познать то, что в сердце так бьется,
Что ждет нас в грядущих веках;
И что за творение бьется,
И пламень в безбрежных мечтах».
Интервал:
Закладка: