М. Волошина - Дни и ночи Невервинтера. Книга 2

— Еж мне в задницу! Неужели проклятый гном заставил это чудовище летать? Эйлин, — он потряс ее, — очнись и скажи, что я этого не видел!

— А? — Эйлин с трудом зафиксировала взгляд на интересовавшем Ниваля предмете и слабо улыбнулась. — Не надейся. Теперь самая совершенная часть твоего совершенного тела будет украшена замечательной надписью. Я попрошу Сэнда. Он красиво напишет…. На сильванском, — она зевнула, — и возьмет недорого, по знакомству.

— Привяжи меня, я хочу сдохнуть на этой башне!

В маленькой каютке было тепло и пахло горячим молоком. Грея руки об оловянную кружку и отпивая молоко мелкими глотками, Ниваль хмуро смотрел на чем-то традиционно перемазанного, растрепанного и совершенно счастливого гнома, переводящего влюбленный взгляд с него на Эйлин и обратно.

— Смотри не лопни от восторга, — буркнул он.

Лео лишь подмигнул ему и, громко шлепая босыми ногами, бросился на камбуз, соображая, чем бы еще попотчевать вызволенных пленников. Обнаружив в холодном хранилище припасенные Вальпургием грудинку и пару дюжин яиц, он загорелся идеей приготовить яичницу и стал сооружать ее, роняя то яйца, то нож, то сковородку. Пока он этим занимался, Эйлин и Ниваль молча, устало поглядывая друг на друга, допили молоко и снова задремали на топчане, занимавшем добрую половину каюты. Когда новоиспеченный кулинар, наконец, сумел водворить сохранившиеся продукты на сковородку, и по кораблю стал расползаться манящий запах поджаренной грудинки, в проеме палубного люка возникла недовольная физиономия Вальпургия. Разгоняя дым, он оглядел камбуз и, оценив ущерб, грозно засопел и показал гному кулак. Но тот невозмутимо хлопнул в ладоши, и из крохотной кладовки под лестницей между каютой и камбузом и выползли два мусороеда.

— Не поваляешь — не поешь, — изрек Лео и принялся демонстративно насвистывать, переворачивая грудинку.

— Огонь убавь, философ доморощенный! Да поищи какие-нибудь зелья! Люди с ног валятся, а ты им трюм набиваешь своей стряпней!

— Своим делом займись, — смущенно буркнул Лео и суетливо полез в прибитый к стене сундучок.

— Тишина на борту! — Немедленно отреагировал Вальпургий.

Он хотел прибавить что-то еще, но, услышав на палубе шум, поднял голову и обрушился на кого-то:

— Юнга, почему слоняемся?!

Тот, кого он назвал юнгой, попытался скрыться, но безуспешно: запихать сворованную с капитанского мостика тминную булку гигантской мыши было решительно некуда, не говоря уже о том, чтобы спрятаться самой. Мышь бросилась к люку, надеясь проскользнуть мимо ящера в спасительные объятия своей хозяйки, но тот разгадал ее маневр, ловко поймал за хвост и поднял в воздух, назидательно погрозив пальцем.

— Ай-ай-ай! Нарушаем пункты третий и пятый Корабельного Устава.

Не выпуская булку, Мышь печально свесила лапки и попыталась притвориться раскаявшейся, но Вальпургий ей отчего-то не поверил и потащил на палубу, продолжая что-то внушать.

Когда Лео вывел спасенную парочку из сонного состояния, сунув им под нос сковородку с дымящейся десятиглазой яичницей и кривыми, кое-где подгоревшими лоскутками грудинки, он рассказал им, как Мышь попала на корабль, и что вообще произошло. Оставалось только в очередной раз подивиться ее феноменальной способности оказываться в нужном месте в нужное время. После бегства с острова Сола заглянула к ним, чтобы пополнить запасы зелий и стрел. Она очень торопилась и не рассказывала подробностей, упомянув лишь, что Эйлин и Ниваль пропали, и она намерена искать их в Скрытом Лесу. А через день приползла сильно потрепанная и уставшая Мышь. Как только она, стараниями Лео, пришла в себя, то стала проявлять сильное беспокойство. Друзья как раз заканчивали затеянное по настоянию Вальпургия переоборудование летучей яхты, и Мышь буквально шагу им делать не давала. Успокоилась она, лишь когда взволнованный всем произошедшим ящер предложил рискнуть и испытать яхту в боевых условиях. Глядишь, они отыщут друзей быстрее, чем амазонка.

— Представьте себе, все было не напрасно! — Захлебывался восторгом гном, умильно глядя на две макушки, склонившиеся над сковородкой — грязно-рыжую и серо-соломенную. — Она летает, да еще как! Это теперь настоящий боевой корабль. Он уже побывал в небольшом деле. Ниваль, с тебя татуировочка.

Подцепив на вилку последний кусок яичницы, Эйлин, не сводя с нее глаз, постучала поперхнувшегося братца по спине.

— Я в раю. А это — пища богов.

— А это неумытое чудо — маленький крылатый вестник Съюн, не иначе, — сдавленно отозвался Ниваль.

Гном зарделся, как маков цвет, и вытер кончик носа тыльной стороной ладони.

Выпив восстанавливающего силы зелья («собственного производства, из натуральных ингредиентов, запах нормальный… кхгм-кхгм, фу ты, господи… нормальный запах, такой и должен быть»), друзья через некоторое время почувствовали себя достаточно хорошо, чтобы вылезть наружу. Спать совсем расхотелось. Эйлин было очень любопытно осмотреть переоборудованную яхту и вообще почувствовать, каково это — стоять на палубе летучего корабля. Ощущения были фантастические. Корабль шел на среднем ходу — так сообщил им Лео. Палуба чуть подрагивала от работы двигателей, но шума не было. Попутный ветер холодил спину, и это было скорее приятное ощущение. От палубы шло заметное тепло. Лео объяснил что это побочный эффект от использования драконьего крыла. Вообще-то, он сомневался, стоит ли устанавливать большой парус, это Вальпургий настоял. Надобности в таком парусе не было, но он был очень красив. Золотисто-перламутровое крыло особой разновидности медного дракона, преломляя солнечные лучи, отбрасывало на палубу причудливую радужную тень. Оно имело удобную конструкцию, позволяющую легко складывать и расправлять его. Оказалось, к тому же, что при умелом обращении парус дает значительную прибавку к маневренности, что было заботой и предметом особой гордости Вальпургия, чей талант моряка нашел здесь наилучшее применение.

— А еще, — продолжал объяснять Лео, — оно может преобразовывать солнечный свет в тепло. Сейчас оно обогревает яхту стихийно, это не очень эффективно. Когда у меня будет время, я придумаю, как снизить потери и перераспределять энергию крыла, например, на освещение внутренних помещений или на увеличение мощности двигателей. Это нетрудно, дня на два работы.

Лео занялся своими рычагами, а Эйлин подтолкнула Ниваля локтем и вполголоса произнесла:

— Я же говорила, он гений.

Тот лишь рассеянно хмыкнул, задумчиво глядя на еще видневшийся далеко за кормой обломок Башни Холода, одиноко торчащий посреди расходящегося кругами молочно-розового магического тумана. Внизу проплывала голубеющая в наступающих сумерках снежная пустыня, расчерченная длинными тенями редких деревьев. Косая тень корабля, как какое-то невиданное гигантское существо, ползла чуть в стороне, искривляясь, забегая на холмы и преодолевая овраги, вбирая в себя все, что встречалось ей на пути. Мягкие силуэты гор — спасительных гор — уже показались на северо-западе, окутанные призрачной дымкой. До ночи они должны успеть. Все показалось ему таким нереальным — как сон. Столько всего произошло за эти недели странного путешествия, за длинные и похожие один на другой дни в плену, столько он испытал новых эмоций, когда-то казавшихся ему чуждыми. И вот теперь он, неожиданно спасенный, стоит на палубе корабля, которого не может и не должно быть в природе, смотрит на это окрашенное закатом небо, на молчаливые горы, на эту выстуженную и замершую в ожидании ночи землю, и медленно удаляющуюся башню, которая должна была стать его могилой. Ветер треплет его волосы и заставляет шею покрываться мурашками, а на лицо падает разноцветная тень драконьего крыла — последний привет уходящего солнца. Сказка. Сон. Что еще должно произойти с ним, какие глупости и безумства он еще должен совершить, чтобы окончательно убедиться в том, что спит наяву?