Tora-san - Просто поверь

Мы стояли на небольшой улочке, которая выглядела так, словно по ней давно никто не ходил. Вокруг возвышались несколько старых обшарпанных домов, по которым не скажешь, что в них кто — то живет, во всяком случае — с удовольствием. Однако кто — то в них жил, потому что из окна ближайшего дома доносились приглушенные звуки то ли ругани, то ли просто очень резкого разговора. Если бы не это, тишина была бы полнейшая, несмотря на то, что улица находилась в столице.

— Интересное местечко… — пробормотала я. — А ты уверен, что нам сюда?

— Я знаю, снаружи выглядит не очень презентабельно, но… Можно попросить тебя закрыть глаза?

— Для чего? — начала я было, но замолчала. Раз Гарри просит, значит, так нужно.

— Я потом тебе объясню, когда зайдем.

Прикрыв глаза, я отдалась воле Гарри. Он провел меня футов десять, помог подняться по ступеням. Потом послышались странные щелчки и лязг, будто отпирали дверь со сложными замками.

— Заходи, — негромко сказал Гарри. — Осторожно, порог.

Я инстинктивно подняла ногу, задев носком какую — то невысокую преграду, видимо, порог, и мимоходом коснулась плечом прохладной стены. Гарри выпустил мою руку, и позади послышался мягкий хлопок, с каким закрывается дверь. Мы оказались где — то внутри, и тогда я решила, что уже можно открыть глаза.

Нас обступала почти кромешная тьма длинного холла, похожего на коридор. Гарри сделал какое — то движение, затем словно из ниоткуда вспыхнул яркий свет. На кончике его волшебной палочки горел огонек, осветивший мрачный холл старого дома.

— Пойдем, — позвал Гарри.

И я безо всяких расспросов шагнула за ним, по пути разглядывая все, что попадалось на глаза. Холл кончился темной лестницей, уходящей куда — то вверх, и дверью, в которую сын меня и провел. За ней оказалась тоже лестнице, но по ней мы спустились вниз, в большое помещение, по которому запрыгали неровные тени, создаваемые ярким светом волшебной палочки.

— Гарри, может, ты все — таки скажешь, где мы? — спросила я, подходя к длинному деревянному столу, окруженному стульями с прямыми спинками. — Наверное, ты сочтешь меня трусихой, но у меня мурашки по телу от этого дома.

— Трусихой? Нет, ты знаешь, я сам до сих пор испытываю неприятные ощущения, когда бываю здесь. Но этот дом — последнее, что меня связывает с Сириусом.

— Сириус? — недоуменно повторила я, силясь вспомнить, откуда мне знакомо это имя. Я слышала его, причем совсем недавно.

— С моим крестным. — Гарри обошел стол и приблизился к большому камину в противоположной стене. Направил палочку, и через секунду в нем весело заиграли оранжевые языки пламени.

Я подошла к нему и осторожно положила на плечо руку. Вдобавок к волнению, что Гарри испытывал с момента нашей встречи, я ощутила исходящую от него грусть.

— Сириус Блэк. — Он обернулся. В стеклах его круглых очков и зеленых глазах отразились крошечные огоньки, придавая его облику толику безумства. Сердце замерло, но Гарри слегка повернул голову, и эта игра света исчезла. — Ты действительно не помнишь ни Ремуса, ни Сириуса. Что же с тобой произошло… мама?

Ему до сих пор нелегко было называть меня мамой, я это видела, но понимала, что на привыкание его ко мне понадобиться не один день. Ты живешь с укрепившемся сознанием, что самые родные люди ушли из жизни много лет назад, и даже не единой мысли такой нет, что они когда — нибудь возвратятся. Что так будет всегда. Но приходит день, и понимаешь, что, нет, не всегда. Это кого угодно дезориентирует.

— Давай присядем, — предложила я, кивнув на пару стульев перед столом.

Следующие пятнадцать минут я потратила на рассказ, а Гарри — на полное его осмысление. Под конец он уткнулся лицом в сложенные ладони.

— Я не могу поверить… Ты все это время была совсем рядом. А Дамблдор ни словечком не намекнул о тебе… Почему он так сделал? — глухо спросил он.

— Спросишь у него самого, я не знаю. Но факт остается фактом: я, как и ты, выжила, но впала в состояние, называющееся комой, потеряла память и свою магию. Кто я теперь без всего этого?..

Гарри поднял голову, в глазах снова вспыхнул, словно азартный блеск, отсвет от огня.

— Ты моя мама! — слегка охрипшим голосом сказал он. — Моя мама, Лили Поттер. У тебя нет воспоминаний, но есть я и Ремус. Мы поможем тебе вспомнить.

— Спасибо, Гарри. Как хорошо, что есть у меня ты и Ремус. И Петунья.

«И Северус», — добавила про себя я.

Не вставая, притянула его к себе, и Гарри прижался к моему плечу. Однако сразу отстранился.

— Тетя Петунья? — Брови сына удивленно изогнулись. — Ремус упоминал что — то про нее. Говорил, что ты была у нее…

— Была, после того, как сбежала из больницы.

— Да, ты остановилась на том, как решила больше не оставаться там. А что было дальше? Про меня и тетю Петунью тебе рассказал Дамблдор, но как ты ее нашла? Ведь, насколько я знаю, вы не очень — то общались, и вряд ли часто ты бывала у Дурслей.

— О, в этом мне помог случай. Точнее, целая цепочка случайностей.

Эта история произвела на Гарри не меньшее впечатление, чем первая часть моего рассказа. Он сидел, выпрямившись, и не сводил с меня взволнованного взгляда, смешанного с чем — то похожим на восторг.

— Вот это совпадение… С «Ночным рыцарем» у меня произошло точно так же, как у тебя. Ну, я тебе потом расскажу… — пообещал он, заметив на моем лице интерес.

— Вот, кстати, еще одна случайность, — припомнила я. — Если бы этот парнишка — кондуктор не упомянул про тебя, я бы, наверное, до сих пор искала тебя по всей стране. И не факт, что удачно.

— Да, тот день был для меня не сказать чтоб удачный… — пробормотал Гарри.

Что же с ним в тот день произошло? Что — то не очень хорошее? Почему он в тринадцатилетнем возрасте отправился в одиночку куда — то из дома? Но, видимо, не сегодня мне удастся утолить свое любопытство.

Я прервала рассказ о своем приключении на том месте, как столкнулась с Северусом. Продолжила бы дальше, но мне вдруг вспомнилось, каким тоном Гарри произнес его фамилию, когда я убеждала его выслушать меня, и споткнулась на полуслове.

— В общем, было как — то так…

Нет, я обязательно расскажу ему о Северусе, но сначала мне хотелось бы узнать, какое отношение у Гарри к нему. Почему говорил о нем едва ли не с неприязнью и даже с презрением, если, конечно, я не обманулась в интонациях сына.

— Представляю, как встретили тебя Дурсли… — задумчиво сказал он по прошествии нескольких минут.

— Что, они такие плохие? — осторожно спросила я. Судя по тому, с каким отрицанием говорил муж Петуньи, Вернон, о Гарри, вряд ли тот имел о нем положительное же мнение. А как сама Петунья обвиняла меня в несправедливости опеки над моим сыном. Тут впервые меня кольнуло подозрение. Ох, чует мое сердце, не слишком счастливо жилось Гарри в семье Петуньи.