alexz105 - Гарри Поттер и темный блеск

Двумя месяцами ранее.

Потный и крайне раздраженный мистер Дурсль стоял у турникета 9-ой платформы. Племянничек выскочил прямо из колонны между 9-ой и 10-ой платформой, как черт из табакерки. За годы учебы этого урода Вернон наблюдал подобное дьявольское появление уже в пятый раз, но не мог сдержать внутренней дрожи и бессильной злобы, которая овладевала им каждый раз при демонстрации непонятных способностей мальчишки.

— Наконец–то, — прошипел Дурсль, — еще немного, и мне пришлось бы доплачивать за стоянку машины. И тогда быть тебе неделю без жратвы!

Гарри подошел вплотную к Вернону и остановился. Он молчал, а взгляд его был направлен не на дядю, а немного в сторону. Уголки губ подростка нервно подрагивали.

— Что стоишь, паршивец… — начал было Вернон, но осекся, приглядевшись к глазам мальчишки. Кроме показного равнодушия, дядя рассмотрел в глазах Гарри нечто, что весьма напоминало угрозу.

«Вырос щенок», — пронеслось у него в голове. Проглотив конец фразы, он жестом показал следовать за собой и начал грубовато протискиваться через толпу.

Пока Вернон парковал свое авто, Гарри вошел в дом на Тисовой аллее и столкнулся с Петуньей, которая спешила к выходу на шум мотора.

— А, наконец–то! Заявился. Куча навоза на заднем дворе заждалась тебя, — начала она злорадно и опешила, увидев лишь спину племянника на лестнице, ведущей на второй этаж.

— Вернон, мальчишка совсем от рук отбился. Пора тебе его проучить!

Петунья нарочито повысила голос, чтобы Гарри ее услышал.

— Хватит орать, соседи услышат, — одернул ее Дурсль, заходя в дом.

— Мальчишка, похоже, совсем того — свихнулся, — понизив голос, сообщил он супруге, сдирая с шеи галстук.

— К обеду и ужину его не зови. Может, проголодается и очухается, — предупредил Петунью супруг и рухнул на диван с газетой в руках. — Да… и к Дадлику его не подпускай.

Петунья торопливо покивала головой и удалилась на кухню.

Так «счастливо и беззаботно» начались летние каникулы Гарри после пятого курса Хогвартса.

Гарри стоял у окна своей комнаты на втором этаже и бесцельно смотрел на улицу. Он чувствовал себя усталым и больным. Дурсли не кормили его, но и работать не заставляли. Это его вполне устраивало. После событий в Министерстве магии, гибели Сириуса и разгрома кабинета Дамблдора, все чувства у юного мага притупились, и он не страдал ни от голода, ни от жажды. Хотя до воды было два шага — душевая находилась в двух метрах от двери его комнаты и не закрывалась на замок, как другие помещения.

Первые признаки болезни проявились еще в школе, но он не придал этому значения. А все окружающие списали состояние парня на нервное потрясение от гибели крестного. Лишь Снейп недовольно хмурился, разглядывая Поттера при встречах на занятиях и в большом зале. Но мало кто интересовался выражением лица зельевара, которое и в лучшие времена не отличалось веселостью. В последний день перед отъездом Снейп остановил Гарри в коридоре недалеко от портрета Полной Дамы, где мастеру зелий делать вроде было нечего, и коротко спросил:

— Сколько дней вы не ели, Поттер?

— Три, — безучастно ответил подросток.

— Ваш шрам перестал болеть? — впился в его лицо взглядом Снейп.

— Почему Вы так решили?

— Вопросы задаю я!

— Да, перестал, — у Гарри не было сил и желания дерзить Снейпу и хотелось, чтобы тот от него скорее отвязался.

Зельевар покусал тонкие губы и, решившись, сунул подростку фиолу с темной жидкостью.

— Это яд? — равнодушно поинтересовался Гарри.

— Нет, — сдержавшись, ответил Снейп, — это твой последний шанс выжить. Если ты не выпьешь это зелье в ближайшие дни — тебе конец.

— Я выкину это, как только вы отвернетесь, — прямо заявил ученик, окинув преподавателя тяжелым и мутным взглядом.

— Сначала закажи себе памятник в Годриковой Лощине, Поттер.

— Вы сами себе… — вспылил было Гарри, но Снейп уже уходил и продолжать беседу не собирался.

Почему он именно сейчас вспомнил этот разговор? Наверное, судьба или жизненный опыт, немалый для подростка его возраста, восстали против уготованного злым умыслом конца.

— Значит, памятник в Годриковой Лощине, — пробормотал Мальчик — Который-Выжил. — Что со мной происходит? Не знаю. А Снейп, сальноволосый ублюдок, похоже, знает. Или догадывается.

Гарри полез в сундук и, покопавшись, вытащил фиолу. Пить или не пить, вот в чем вопрос?

Пятьдесят на пятьдесят, подумал Гарри. Хотя нет, пятьдесят на сто — из них сто за смерть и только пятьдесят за жизнь. Вопрос, за какую жизнь? Стоит ли эта жизнь неотомщенных потерь — бывших и будущих? Если он останется жить — это хорошо или плохо? Если хорошо, то для кого? И если плохо, то для кого? Оставшись жить, сможет ли он отомстить всем, кому не отомстил?

Пока не попробуешь, не узнаешь! Хорошо, примем за основу мысль, что одна только возможность отомстить — это уже благо. Тогда надо пить эту отраву, тогда станет пятьдесят на пятьдесят…

Гарри откупорил фиолу и опрокинул в рот ее содержимое.

Дурсль, потеряв терпение от упрямства мальчишки, грузно поднялся на второй этаж и без стука распахнул дверь в комнату Гарри.

Мальчишка лежал поперек кровати, неестественно запрокинув голову, с широко открытыми остекленевшими глазами. В его руке поблескивал стеклом сосуд странной формы.

— Петунья! — заорал Вернон дурным голосом и бросился вниз по лестнице.

Через тридцать пять минут парня, упакованного в пластиковый мешок, грузили на подъехавшую к дому труповозку. Дурсли, взопревшие от страха, давали показания полицейскому дознавателю. Следователь задумчиво крутил в руках прозрачный пакет с сосудом странной формы внутри.

— Так, — глубокомысленно изрек он, — мальчик был вам не родной?

Петунья вскинулась:

— Это сын моей сестры, мы относились к нему, как к родному сыну!

— Да что вы? У вас вся семья пьет это лекарство на завтрак? — поинтересовался полицейский с недоброй усмешкой. — По запаху — это цианид. Может калия, или его младшего брата — натрия. Конец один — неминуемая смерть в течение нескольких мгновений. Ни обычные лекарства, ни бытовая химия не содержат этой дряни. Вопрос: где ваш племянник мог взять этот яд?

Петунья широко открытыми глазами смотрела на инспектора, по–видимому, не понимая ни слова. Вернон, покосившись на жену, решил взять инициативу на себя:

— Офицер, этот мальчишка водился с дурной и подозрительной компанией, — Дурсль задохнулся от волнения, перевел дух и продолжил.

— Любой скажет, что он был ненормален, его выходки травмировали мою семью. Но видит Бог, я не желал ему зла! Лучший кусок в доме доставался ему, мы не скупились ни на одежду, ни на обучение, ни на расходы на его развлечения и прихоти. Мой родной сын Дадли отдавал ему самое лучшее, что дарила наша родня, ведь так, Дадлик?