Dark Jack - Игры в заботу

Ты не плачь. Сама ведь говорила, что не любишь слезы. Меня будут откидывать сотню раз, только, прошу, не надо плакать. Я буду терпеть все. Я буду ползти к тебе на коленях со связанными конечностями, но я доползу. Пусть это и будет унизительно.

Мы ведь и не такое терпели с тобой вместе, да?

— Что ты поешь? — спросил я у алоглазой девчушки когда–то давно. Еще до Хогвартса. Еще до Гарри. Еще до всей этой долбанной небылицы, что между нами случилась.

— Это кофыбельная! — улыбнулась она, мотнув своими белыми волосами. — Хофеф спою!

— Что у тебя случилось? — я ухмыльнулся, услышав подобные глупые возгласы и неестественные ошибки в произношении.

— У меня зуб шатается! — кивнула девочка. — Я репетирую то, как буду говорить, когда выпадет!

— А зачем это репетировать? — я удивился.

— Просто так! Ну, тебе спеть?

— Угу.

Маленькая девочка в розовом кружевном сарафанчике поудобнее устроилась в нашем с ней шалаше. Она еще немного поворчала по поводу неудобности стула, но после прекратила.

Я знал, что она увлекается книгами. Каждый раз я заставал ее, читающей. И каждый раз она все возвращалась к одной и той же сказке, которую я сам, поверьте, не очень любил.

Не хотелось, чтобы она останавливалась. Никогда. Настолько дольше, насколько было можно. Ее голос прекрасен. Будто соловьи поют хором в утреннем лесу, окруженные лишь шелестящей листвой.

Когда она допела, я еще долго не мог говорить. Глаза предательски защипали. Не знал я и то, почему мне хотелось плакать. Просто хотелось. В этой песне были мечты. Настолько детские, настолько желанные.

Но мое детство было уже разбито вдребезги. Как и ее. И поэтому песня была скорее грустной, чем прекрасной. Как бы странно и парадоксально это не звучало, но мы с Лилит мечтали иметь детство. Мы мечтали мечтать.

— Время вышло, Гарри Поттер! — воскликнул омерзительный голос, заставляя меня оторваться от размышлений и приковать взволнованный взгляд к моей напуганной до смерти алоглазой подруге. — Кто же будет первым?

Гарри испуганно оглядел нас. В зеленых глазах читался ужас. Ох, а ведь семь лет назад его там совсем не было. Что с нами сделал этот мир, а?

Моя девочка дрожала от каждого шороха. Она отчаянно пыталась храбриться, казаться не напуганной, но выглядела паршиво. Я зло зарычал, когда Волан–де–Морт усмехнулся так широко, будто он не людей убивает, а празднует день рождения.

— И кто же первый, а? Может… ты? Да, будешь ты! — он указал на меня палочкой.

Мне было совсем не страшно. Я готов к смерти с момента моего рождения. По правде говоря, в клане Теней человек, не готовый к смерти — даже не член семьи. Но на душе стало как–то гадко, когда я уловил на себе взгляд испуганных алых глаз.

— Сектумсемпра! — воскликнул Волан–де–Морт, явно не намереваясь убить меня традиционным способом.

Что же, я был рад, что жил. Я был рад, что познакомился с Ли….

Горячая кровь окатила мое лицо. Даже сквозь бинты я чувствовал, как алая жидкость медленно добирается к глазам. Белые–белые волосы, вставшие прямо перед моим лицом и до боли знакомый голос, сейчас похожий на хрип.

— Лилит? — отчаянно шепчу я, понимаю, что эта девочка закрыла меня собой.

Хотелось орать во весь рот, давясь собственной слюной. Хотелось взять нож и перерезать горло всем, включая себя.

— Дура! — восклицаю я, ловя ее слабеющее тело себе на руки, чувствуя, как веревки ослабли, а тряпка на рту исчезла. — Зачем ты это сделала?

Темному Лорду хотелось зрелищ. Он развязал нас, позволив кричать и плакать, принося ему от этого только удовольствие. Мерзлотная. Ужасная. Гниющая тварь.

— Джек… — шепчет она тихо и хрипло, а я хватаю ее руку сжимая пальцы так, что костяшки белеют. Заклинание попало прямо в живот.

— Я тут. Я тут, — говорю бессвязно, пытаясь понять, что нужно делать в таких ситуациях.

— Мне страшно… — она не выдержала. Одинокая слеза катится по ее щеке, а я беспомощно сжимаю ее в объятиях.

— Не нужно бояться.

— Джек… — кровь вытекает прямо из ее рта, а она болезненно кашляет, но потом находит в себе силы улыбнуться хоть как–то, оголяя окровавленные зубы. — Спасибо… За то, что был… Я…

Но из ее рта больше не выходит ни звука. Я прижимаю ее к себе еще сильнее, тихо всхлипывая. Моя маленькая–маленькая девочка.

Мой голос прерывают редкие всхлипы. Мои плечи дрожат от беспомощности, страха и ужаса. А я пытаюсь петь ей эту чертовы песню, веря, что она еще не мертва. Веря, что хоть сейчас смогу подарить ей детство, которого у нас не было.

Я мягко целую ее в посиневшие губы, замечая, как холодная вода, капля за каплей падает, разбиваясь о землю на тысячи осколков, словно хрупкий сервиз.

Звучит глупо и наивно. Но небеса плачут.

Дикий смех вырывает меня обратно в долбанный жестокий мир.

— Ох, как ужасно! — змееподобная тварь заливается отвратительным хохотом. А я встаю с коленей, мягко кладя Лилит на землю и понимая, что, может быть, я сейчас и умру, но помогу этому Гарри выжить вновь. У меня на то есть причина.

Я хочу набить морду этой змее.

— Гори в аду! — рычу я, а руки тянутся к бинтам. Я хочу видеть то, как лорд Волан–де–Морт будет страдать за то, что сделал.

Три

Два

Один

Бинты упали на мокрую землю…

Мы ведь не виноваты, что родились такими?

Совсем–совсем.

Бинты Джека упали на траву. Тихо–тихо, вызывая легкое шуршание. Но этого вполне хватило, чтобы Гарри, ранее кричавший от боли Круциатуса, уставился на эту картину с интересом, а Волан–де–Морт перестал смеяться.