Мария Лиманская - Во имя Арты!

Я разила направо и налево тех, кого при других обстоятельствах вполне могла бы любить, тех, с кем могла вести философские беседы за чашей вина или гулять по залитому лунным светом ночному лесу. Боги, ну зачем всё это? Ради Арты? Ради равновесия? Ради вашего пресловутого света и добра?

Получается, мы — монстры???

Чушь собачья!!!

Прорубив широкую просеку во вражеском войске, я добралась до отца, на которого уже наседали большой дружной толпой эльфы, пара голубокожих Майяр Ульмо и даже один водный демон, которому, видимо, больше было нечем заняться. Гортхауэр тяжело дышал, по его мужественному лицу ручьями струился пот.

— Привет, пап! — Мой меч забрал жизнь неудачно подвернувшегося молодого эльдара. — Помочь?

— Дочка! Как всегда, вовремя! — прокричал Майя, уворачиваясь от стремительной атаки голубого осьминога.

В последний раз мы сражались спина к спине. Вокруг свистели стрелы, звенела сталь. Наши мечи рассекали воздух, крошили доспехи, рвали плоть. Вода обжигала так, что пламя казалось почти холодным. Конец истории. Или начало? Армагеддон. Рагнарёк. Апокалипсис. Как ни назови, мир будто перевернулся с ног на голову.

Всё в этой вселенной рано или поздно заканчивается. Исчезает. Умирает.

Это был наш смертный час.

Большинство защитников Чёрного замка остались на поле боя. Отправились в чертоги Мандоса…

Ворота — вдрызг. Внутри — мясорубка.

Потом — тишина. Оглушает.

И понимаешь, что всё закончилось. Нет больше Чёрного замка. Пропал мой дом. Нет больше Тёмных эльфов. Перебили мою семью. Нет больше Мелькора. Искалечили мою любовь.

Отец. Где отец? В какой-то момент его оттеснили от меня — и больше мы не виделись. Жив ли славный Майя? Бли-и-ин. Лучше бы он пал, чтобы не видеть этого всего.

От нашего дома светлые не оставили камня на камне. Только руины — и разбросанные повсюду тела. Похоронить павших братьев и сестёр нам не дали. Сказали, что они станут славным обедом для воронов Оромэ.

Немногих оставшихся в живых сковали длинной цепью и увели непонятно куда. Бедняги бросали последний скорбный взгляд на руины, а потом, потупившись, убредали в позорную неизвестность.

Меня скрутили двое дюжих Майяр Ульмо. Многорукие синие уроды! Разоружили, сковали руки-ноги. А потом один из них торжествующе произнёс:

— Пойдём, полукровка, пойдём. Сейчас покажем тебе представление века: как ваш так называемый «учитель» будет лизать сапоги Манве и вымаливать прощение. А потом ты нам расскажешь, куда подевался твой папочка.

Что значит «подевался»? Неужели отец сбежал? Бросил нас? Дезертировал? Не верю! Придурки — они на то и придурки, чтобы всё путать. А может, Гортхауэру просто удалось избежать плена — и сейчас он пытается нас спасти.

Никто нас не спас. Я до сих пор не знаю, «куда подевался мой папочка». Да и что уж теперь? Как кусок камня может исправить положение?

Грустно.

Нет, чёрт! Нельзя! Нельзя предаваться меланхолии! Я должна помнить! Должна мыслить! А то стану камнем и изнутри тоже. Тогда уж — пиши пропало.

Тогда я в первый — и, блин, точно в последний! — раз в жизни преклонила колени перед победителями. Так получилось — очень уж точный был удар сзади по ногам. И снизу вверх смотрела на сияющий живой идол Света — Манве, что снизошёл на поле боя. Он лично хотел «поприветствовать» побеждённого брата. Только вот брат не ответил на приветствие. Крылатый шёл туда, куда его вели, — не задавая вопросов, не проявляя эмоций — словно агнец на заклание.

Чуть позже я поняла, как велика его жертва.

Нас посадили на корабль и повезли в Валинор. Кажется, именно тогда я начала превращаться в камень. Просто сидела и смотрела на Мелькора. Ветер шевелил наши волосы, сплетал из них причудливые узоры. Жизнь продолжалась. Просто нам пришла пора покинуть этот мир.

Ступив в первый раз на благодатную землю обители Стихий, я не почувствовала ничего. Ничегошеньки. Меня будто выжег изнутри первозданный огонь, а пепел вымыли потоки дождей. Или, скорее, слёз. Только вот плакать сил уже не было.

Потом был суд. Крылатый предстал пред тронами Владык Арды.

Они задавали вопросы. Он молчал.

Они обвиняли. Он смотрел в небо.

Они огласили приговор. Ветер шевельнул полы мантии мятежного Валы.

Я не видела, как его ослепляли. И хорошо. Не выдержала бы. Вырвала бы сердце из собственной груди и швырнула бы под ноги Манве-стервятнику. Зачем? Пусть бы растоптал заодно, а то жжётся слишком.

Я не видела, как в первый и последний раз открылись и закрылись двери темницы за Гранью мира. Не видела, как Мелькора опутали крепчайшей цепью работы самого Ауле. Не видела, как он шагнул туда — и исчез.

Но с точностью до секунды почувствовала, когда это случилось. Мир перед глазами померк, а сердце будто пронзило тысячью игл.

А потом «длинная рука правосудия» добралась и до меня. Меня превратили в статую, чтоб служила «назиданием для непокорных».

Хорошее оказалось заклятие, долговечное. Сколько уж лет прошло?

Не помню. Но никто уже не вспоминает Мелькора и Детей Тьмы. Потому что помнить некому. Настала эпоха людей, а у них память, как и жизнь, очень короткая.

Стою на крыше невообразимо огромного дома — десятки этажей. Десятки десятков. Небо близко. Кажется, рукой можно дотянуться.

Кто меня сюда притащил? Зачем? Не помню. Слишком многого я теперь не помню.

Вокруг — четверо. Таких же, как я. Каменных. Кто они? Друзья? Враги? Тоже жертвы обстоятельств?

Внизу кипит жерло вулкана — мегаполис. Кратер человеческих судеб, страстей, стремлений. Дающий жизнь и отнимающий. Дарящий мечту и растаптывающий её в прах.

Наверху — небо. Гроза. Странная. Будто жидкий свет.

Омывает, освежает, преображает мир вокруг. И меня вместе с ним. Мысли становятся чище, взгляд — яснее.

И я вижу.

Как одна из стоящих по краям крыши статуй начинает двигаться. Маленькая, хрупкая с виду девушка с длинными волосами словно потягивается, пробуждаясь от очень долгого сна. Дождь раскрашивает её лицо: светло-розовая кожа, серо-стальные глаза, белые-белые волосы. и тело, и алое, как заря, платье. Страсть и наивность в одном флаконе. Будто юный леопард готовится к первой охоте.

Оживает вторая статуя — на противоположном конце крыши. Высокая, крупная молодая женщина. Мать-воин. Большегрудая, но не полная. Волосы коротко подстрижены смешным «ёжиком». Из одежды — чёрная майка и штаны защитного цвета. Змея — опасная и красивая. Отряхивается, сбрасывая вместе с каплями куски старой — каменной — кожи…