Феликс РАЗУМОВСКИЙ - Смилодон

– Ну, коллега, похоже, мы с вами получили нечто довольно интересное, – лейб-медик пощелкал языком. – Однако не настолько, чтобы посвящать в результаты опыта широкую академическую общественность. Ну да, реакция, ну да, экзотермическая, ну да, с получением активной твердой фракции. Но все так туманно, сыро, неопределенно. Никакой конкретики. Мне нужно как следует подумать.

– Меньше всего, дорогой доктор, нас интересует мнение академической общественности, – весело сказал Буров и твердо глянул эскулапу в глаза. – Можете оставить его себе, а нам отдайте твердую фракцию. Кстати, если чистую ртуть смешать с азотной кислотой, а затем добавить к этиловому спирту, также выпадет твердый осадок, мелкие бесцветные кристаллы. Не менее активные. Нас интересуют и они <���Речь идет о гремучей ртути, мощном, как и бертолетова соль, инициирующем веществе.> .

– Как вы сказали? Ртуть, азотная кислота, спиритус вини? – Бертолли побледнел, на его выпуклом, шишковатом лбу выступили капли пота. – И мелкие белые кристаллы? Не менее активные? О Мадонна! Хорошо, к завтрашнему дню у вас будут залежи мелких белых кристаллов, не менее активных, чем соли мурия.

Хриплый, сразу севший голос его дрожал, быстрые глаза восторженно блестели. Господи, никак фортуна, эта избалованная девка, наконец-то одарила его своим вниманием? Похоже, судьба дает ему счастливый шанс, и он, Клод-Луи Бертолли, его не упустит. Обеими руками схватит за хвост синюю птицу удачи. Добьется своего. Всеми правдами и неправдами. Сполна получит то, чего достоин <���К.Л.Бертолли действительно добился многого – стал графом, академиком, пэром Франции. Однако все дело в том, какой ценой. Например, когда вставал вопрос о жизни и смерти Лавуазье, Бертолли даже пальцем не шевельнул, чтобы спасти собрата по искусству, и тот был доблестно гильотинирован.> . Значит, ртуть, азотная кислота и спиритус вини?..

– Не прекращаю восхищаться вами, князь! – задумчиво промолвил шевалье, когда они попрощались с лейб-медиком и выбрались из-под земли на воздух. – Такой фонтан знаний, умений. Кто вы? Откуда? Я начинаю верить во второе пришествие…

Прозвучало это примерно так: умен? Проверить национальность!

– Ага, явление Христа народу, так и быть, друг мой, нынче ночью отпущу вам грехи. Тем более что мы, вроде, собирались в бордель, – пообещал Буров, замолчал, дабы усилить эффект сказанного, но, глянув на карету, дожидающуюся у входа, наплевал на паузу. – А вот и чудо господне! Не так уж наша рыжая знакомая и погорячилась. Вот кто вызывает неподдельное удивление…

Действительно, с Бернаром, с этим чудовищем, разнузданным развратником, произошла разительная перемена. Добрый, сытый, сполна вкусивший от щедрот шерстяного короля, он сидел на козлах и читал фундаментальный труд Макиавелли “Государь” <���Никколо Макиавелли (1469-1527) – итальянский политический деятель, мыслитель, историк. Считал, что для достижения целей все средства хороши. Книгу “Государь” очень любил читать Сталин.> . Бегло шелестел страницами, вдумчиво морщил лоб и, ухмыляясь, крошил непоседливым воробушкам сладкую булочку-бриошь. Ах, какая идиллия!

Буров, придержав в кармане склянку с бертолеткой, влез в карету, сел, посмотрел на шевалье, даже не пытающегося сдержать зевок.

– Что, устали, мой друг? Еще немного, еще чуть-чуть. Нам нужен грамотный ружейный мастер. А лучше – несколько. Работы им хватит…

– Господи, князь, может, завтра, а? – взмолился шевалье, однако, встретив взгляд Бурова, сник и обреченно развалился на подушках. – Ладно, будут вам мастера. Будут. Целый квартал. Эй, поехали! На улицу Мортельери!

Бернар бережно закрыл свой источник знаний, положил его под зад, видимо, чтоб не расплескать ни капли, и лихо направил экипаж на правый берег Сены. В длинный, изгибающийся дугой квартал, напоминающий кишку. Здесь пахло солью, кожами, гниющими останками животных, дубильными и красильными растворами, чернильными орешками, протравами, мездрой, золой, жженым волосом и известью. А еще – раздуваемыми горнами, скворчащим, испаряющимся маслом, светящейся, бьющей в фартуки окалиной, крепким потом насилующих наковальни людей, железом, углем, формовочной землей. Не удивительно – одну половину квартала занимали кожевенники, другую – кузнецы-оружейники. Места хватало всем.

– Ну, здесь, конечно, не у Буте <���Известный мастер, директор королевского ружейного завода в Версале.> , – Анри со вздохом вылез из кареты, потянул носом воздух, сплюнул. – Но мастера не хуже, с личными клеймами. Заглянем-ка вот сюда, я знаю хозяина. Как его зовут-то?.. Он еще маркизу делал парадное охотничье ружье. Постарался, сногсшибательная инкрустация. А, вспомнил – Просперо. Мастер ружейных стволов. На его клейме полумесяц и шестиконечная звезда.

Оружейник Просперо оказался совсем не таким, как в сказке про трех Толстяков, – он был жилистый, хитрый, желчный и жадный.

– А, барабанная туринская винтовка, как же, как же, – посмотрел он на чертеж, потом на Бурова, затем снова на бумагу, – с укороченным стволом и обрезанным прикладом. Интересно, очень интересно. А хотелось бы мне знать, куда вы думаете сыпать порох? Что, не мое дело? Очень хорошо, я вас правильно понял, не мое дело. Мое дело – укоротить ствол и обрезать приклад. Обрежем в лучшем виде. Через месяц.

– Через два дня, – поправил его Буров и тряхнул мошной. – Я вас очень прошу.

Выгрузил задаток на чертеж, многозначительно улыбнулся и вместе с шевалье отправился к следующему умельцу. Ему Буров заказал сотню маленьких металлических стаканчиков странного и непонятного устройства. С отверстием в центре донышка, чуть выступающего краями за линию стенок. Сто латунных, спроектированных по всей науке гильз с полным набором аксессуаров: с гнездом под капсюль, с наковаленкой для разбития оного и затравочными отверстиями, по которым пламя достигает пороха. Шик, блеск, красота, цилиндрическая основа унитарного патрона. А чтобы было не только красиво, но еще и огнестрельно. Буров заказал у третьего мастера латунные колпачки – запрессовывать ударный состав в капсюли он намеревался сам.

В общем, домой прибыли к обеду, невыспавшиеся, усталые, голодные. Не то чтобы с победой, но с чувством до конца выполненного долга.

– Господа, рапорт о проделанной работе я жду к ужину, – маркиз был сух, официален и пасмурен. – В трех экземплярах. Пока можете идти отдыхать.

Несмотря на бархатный камзол, вычурно обшитый золотом, шелковые панталоны и чулки, он напоминал непохмеленного старослужащего фельдфебеля.

Ладно, пошли, как их сиятельство приказали, отдыхать, правда, не сразу, а после обеденного марафона. “Хорошо-то как, Маша”, – Буров влез вначале в чан с водой, затем в шелковое просторное бельишко и только приготовился рухнуть в постель, как в дверь постучали. Нет, блин, не Маша – Лаура. “О, боги, нет мне покоя”, – посетовал Буров на судьбу, однако же ноблеcc оближ – изобразил всем телом радость, мужскую, плотоядную, не терпящую отлагательства.