Феликс РАЗУМОВСКИЙ - Смилодон

Деньги у Бурова и шевалье были. Один выбрал турчаночку одалиску – в чалме, прозрачных шальварах и с высокой грудью, прикрытой лишь отчасти бронзовыми пиалами. Другой – манерную красотку с глубоким декольте, на крохотном панье которой был натянут просвечивающий муслин. Быстро допили шоколад, взяли дам под ручки и, облизываясь, пошли наверх, в обитель наслаждений. Собственно, как в обитель – в длинный, оклеенный штофными обоями коридор, по обеим сторонам которого располагались номера. Антураж здесь был все тот же – полумрак, вощеные полы, похабель эстампов и гравюр на стенах. Впрочем, нет, кое-где стояли фикусы в махагониевых <���Из красного дерева.> бочках, да у двери на лестницу морщил лоб развратник Нерон, мраморный, без рук, без ног, на деревянной подставочке. Видимо, горевал, что не хватает самого главного. И это в таком-то месте.

– Господа, а не пойти ли нам всем вместе ко мне? – сально улыбнувшись, предложила одалиска и подмигнула красотке в декольте. – Главное ведь в постели это хорошая компания. Мы бы вам с Клотильдой такое показали…

Ну да, за дополнительную плату. Старая, древняя, как мир, уловка проституток – работа в паре. Чем больше клиент смотрит, тем он дольше хочет и, следовательно, лучше платит. С проверенной товаркой так можно выставить его из денег…

– А почему бы и нет, – усмехнулся шевалье, переглянувшись с Буровым, – как дама скажет.

Все правильно. Это с любимой женщиной нужно уединяться, прятать сокровенное, избегать чужих, разрушающих счастье взглядов. А тут… Хождение по бабам, справление нужды. И по большому счету абсолютно все равно – что в одиночку, что в компании, что хором. Хватило бы денег и “английских плащей”.

– Не пожалеете, господа, – дежурно обрадовалась Клотильда. – Мы с Анжелью прокатим вас на дилижансе. Малой скоростью в обе стороны.

Она не договорила. Где-то неподалеку раздался крик, послышалась витиеватая, Ниагарой, ругань, резко, так, что содрогнулись стены, выстрелила дверь. Фикусы взволнованно качнули листьями, Нерон сильней наморщил лоб, а из-за изгиба коридора показалась женщина, растрепанная, босиком, в чем мама родила. Словно загнанная лань, она спасалась бегством от человека без штанов. Впрочем, недостаточно стремительно. Мгновение – и беспорточный догнал ее, повалил, оседлал и принялся кормить пощечинами. Лицо его было бледно, глаза горели, словно в бреду, он монотонно повторял:

– Тварь! Тварь! Тварь! Мерзкая, жалкая тварь!

– Эй, приятель, а нельзя ли полегче, – шевалье нахмурился и взялся непроизвольно за шпагу. – Это ведь все-таки женщина.

– Это женщина? Эта мерзкая, капризная, не способная удовлетворить мужчину тварь – женщина? – Беспорточный замер, внимательно, как бы увидев впервые, уставился на свою жертву и вдруг расхохотался: – Не смешите меня, сударь. Вы положительно ни черта собачьего не понимаете в любви. Да, да, ни черта собачьего. – Он перестал смеяться, закашлялся, и лицо его снова стало злым. – Великий Марциал <���Римский поэт.> грозил жене разводом за неприятие сношений через анус. Обратите внимание – жене. А тут, – он засопел, выругался и снова приласкал ладонью рыдающую жертву, – шлюха! Грязная бордельная шлюха! Подлая, вонючая тварь, не согласившаяся удовлетворить желания графа Габриэля-Оноре Рикетти Мирабо, литератора <���Сущая правда. За время нахождения в тюрьме неунывающий граф написал книгу “Эротика”, содержания зловещего и похабного.> с божьего соизволения.

– Значит, граф Мирабо? Литератор? – разом разъярился Буров, взял беспорточного на болевой, резко поднял на цыпочки и с силой вдавил лицом в стену. – Сейчас будет тебе литература.

Великая французская революция ему совершенно разонравилась.

А между тем на шум и гам начал собираться народ. Однако ввиду ночного, да еще оплаченного времени, без энтузиазма и столпотворения. Высунулись из дверей пара-тройка девиц, вышел, постоял и сгинул толстый кавалер в белье, молча подтянулась, оценивая ситуацию, хмурая и сосредоточенная sous-maitresse. С собой она привела вышибалу-циклопа и огромную закорсеченную бабу в панталонах до колен.

– Это черт знает что такое! Не приличный дом, а какой-то притон. Завтра же об этом будет знать герцог Орлеанский, – присмиревший было Мирабо воодушевился, попытался взять Бурова на голос, однако тот чуть усилил хватку, и граф сразу же ушел от темы. – Уй! Ай! Ой!

Переступая на цыпочках, он вихлял нехилым задом и являл собой зрелище донельзя трагикомическое.

– Понятно, – sous-maitresse оценила ситуацию и принялась действовать жестко и решительно. – А ну-ка, девочки, убрались в номера. Чтобы ни одной скважины я в коридоре не видела. Живо, живо, живо! Жоржета, хорош реветь, вставай вымой рожу. Жан-Пьер, давай вниз, на дверь, никого не пускай. А ты, Луиза, займись господином графом. Благодарю вас, сударь, можете отпустить его.

Слово sous-maitresse здесь значило много. Вышибала-циклоп кинулся к лестнице, противница Содома поднялась, защелкали, будто стреляя, язычки замков.

– Ну, мы пойдем пока греть постельку, не задерживайтесь, господа, – сказали Клотильда и Анжель, сделали короткий спурт и стремительно исчезли за дверью. Настала тишина, нарушаемая лишь дыханием графа, хриплым и прерывистым, но одновременно нетерпеливым и выжидающим.

– Значит, ты опять за свое, маленький грязный засранец! – баба в панталонах подошла к нему, ласково, словно нашкодившего ребенка, взяла за воротник и с плотоядной улыбкой потянула за собой. – Ну-ка, пойдем, мамочка отшлепает тебя, как следует. А еще у мамочки есть для тебя игрушка. Твоя любимая. Большой, деревянный, обтянутый бычьей кожей годмише <���Искусственный член> . Сейчас мамочка достанет его, смажет, как следует, маслицем и вволю поиграет со своим маленьким вонючим засранцем…

Ее голос, манеры и выражение лица не обещали графу ничего хорошего. Тем не менее он вздохнул, потупился и с какой-то обреченностью двинулся за ней в недра борделя. Загудели вощеные полы под ногами бабищи, хлопнула дубовая дверь на лестнице, вскрикнул, словно укушенный за нежное место, граф. А впрочем, почему “словно”?..

– Слава тебе, господи, – sous-maitresse, истово перекрестилась и за неимением иконы посмотрела на эстамп. – Как же мне надоел этот болтливый бугр <���Содомит, извращенец.> ! Надеюсь, после Луизы он придет в себя не скоро. Прямо камень с души. Еще раз благодарю вас, господа.

На эстампе был изображен в ярких красках кавалер, с чувством ублажающий разом полдюжины дам <���При посредстве пениса, языка, обеих рук и больших пальцев ног. Довольно избитый сюжетец.> .

– Конечно, Луиза – дама серьезная, – счастливо улыбнулся Буров, кашлянул многозначительно и посмотрел на шевалье. – А не пора ли нам, мой друг? Девочки уж, верно, заждались.