Феликс РАЗУМОВСКИЙ - Смилодон

Ну да, постель нагрета, дилижанс наготове.

– О, я не смею вас больше задерживать, господа, – спохватилась sous-maitresse. – Этот похотливый шут, право, не стоит вашего времени. Счастливо повеселиться.

Однако повеселиться, и уж тем более счастливо, ни Бурову, ни шевалье не довелось. Только sous-maitresse сделала книксен и хотела откланяться, как послышался душераздирающий, леденящий душу вопль. Кричали совсем рядом, в комнате Клотильды.

– О, боги, за что! – sous-maitresse, бросившись по коридору, рывком открыла красную, украшенную сердечком дверь. – Ну что там у вас? Заткнитесь вы, скважины!

Голос ее вдруг прервался, несколько мгновений она хранила молчание, а потом сама заверещала, как свинья, которую режут без сноровки, тупым ножом.

– Что это с ней? – удивился Буров. – А с виду такая рассудительная особа…

– Может, дилижанс увидела? – пожал плечами шевалье. – Не будем гадать, пойдем посмотрим.

Переживала sous-maitresse не зря. В полумраке будуара раскинулись два тела, женских, очень недурных. Клотильда выставляла напоказ молочную округлость ягодиц, узкие, янтарно-желтые пятки, пленительные изгибы бедер. Когда же вошедшие взглянули на Анжель, лежавшую на спине, то остолбенели от ужаса – на ее груди извивалась змея! Тварь, тихо зашипев, подняла плоскую голову, двигаясь с убийственным изяществом, разомкнула кольца и волнообразно устремилась – нет, не наутек – к людям. Догадаться зачем, было несложно. “Что же это за порода? Вроде не эфа <���Эфа одна из немногих змей, атакующих человека.> ”, – Буров взялся было за шпагу, но где ему было тягаться с шевалье – свистнула отточенная сталь, с легкостью описала полукруг, превратилась в разящую молнию. Sous-maitresse в ужасе уставилась на яркую, вытянувшуюся безвольно ленту. Та была не такая уж и длинная – пару локтей, не более.

– Осторожней, мой друг, – Буров тоже вытащил шпагу, быстро сделал резкий, упреждающий жест. – Змеи умирают трудно.

Знал, что говорил. Как-то на его глазах на треть раздавленная гадина укусила человека. Насмерть, через армейский сапог. Попала, стерва, точно в кровеносное русло.

– Ну, значит, этой здорово повезло, – хмуро усмехнулся шевалье и, не скрывая отвращения, тронул рептилию испачканным кровью клинком. – Пусть спасибо скажет.

От легкого движения шпаги змея распалась на половинки. Продольные. Она была рассечена от носа до хвоста. Вот это да! Это тебе не свечки кромсать в приятной компании <���Один из тестов, свидетельствующих о мастерстве и глазомере фехтовальщика. Свеча в канделябре рассекается на две, а лучше на четыре части и должна распасться лишь от удара ногой в пол.> .

Однако не время было восторгаться виртуозным мастерством шевалье. “Дилижанс, блин”, – Буров посмотрел на Клотильду и Анжель, коротко вздохнул и, сдернув со стола скатерть, начал запаковывать в саван останки рептилии.

– Будем вызывать полицию?

В его вопросе слышался ответ.

– Ну вот еще, – встрепенулась sous-maitresse, дернула плечом, покусала губу. – Без легавых обойдемся. Все одно мертвым не поможешь, а живым к чему неприятности? Иначе полагать может только полный идиот.

Она уже успела справиться с собой. Что поделаешь, се ля ви. Минуты слабости бывают у всех.

– Мы не идиоты, – заверил sous-maitresse Буров и как бы в подтверждение сказанного веско забренчал луидорами: – Вот за шоколад. Вот за скатерть. Вот девочкам на похороны.

Девочкам на похороны! В лучшем случае бросят в Сену – и все дела. Хорошо, если чего-нибудь тяжелое привяжут.

– Мерси, – приняла золото бандерша, покачала на руке, отвела глаза. – Я думаю, господа, вам лучше сменить дом. А то как бы этот не превратился в гадюшник.

Сама она точно идиоткой не была.

И пошли с гульбища Буров с шевалье без радости, в задумчивости, молчком. Не дети малые, понимали отчетливо, в какое влипли дерьмо. Кто-то все-таки их вычислил, выследил и чудом не убрал. Снова помешал его величество случай. Да, тут было о чем подумать.

На улице было мрачно, промозгло и стыло. Ветер рвал с деревьев исподнее листвы, оголяя черные, корявые скелеты, тучи оседлали крыши домов, уличный фонарь был тощ, как виселица. Ночь напоминала злобного, замерзшего пса, готового хоть сейчас вцепиться в глотку. Однако все эти мелочи не трогали Бернара. Невзирая на высокую влажность и низкую облачность, он невозмутимо резал на своей любимой книге копченый кусок сказочно благоухающей свинины. Истово жевал, облизывался, с чувством вытирал пальцы о шелковый, не по размеру, плащ. Всем своим видом он излучал довольство и умиротворенность, смотреть на него после происшедшего в борделе было тошно.

– Вкусно пахнет, – заметил Буров, усаживаясь в карету. – Умеют их сиятельство жить.

– Да уж, – согласился шевалье, сел и шумно потянул носом воздух. – И еще как.

Карета внутри благоухала мускусом, амброй, чистым, разгоряченным в любви женским телом. Бернар, похоже, первым делом вдарил по аристократкам, а уж потом по свинине. Гад… И никаких тебе рептилий в постели. М-да.

– Хорош жрать! Трогай! – неожиданно разъярился шевалье, стукнул кулачищем в стену, глянул вопросительно на Бурова. – Куда? К Бертолли? Отлично, не хрен ему спать. – Снова приложился кулаком и заорал так, что рысаки всхрапнули. – На правый берег давай, так твою растак! Я тебе покажу свинью, я тебе покажу баб в карете! В бараний рог согну! Сгною! Раздербаню!

Ругался он, позабыв про конспирацию, по-русски. Однако совершенно без толку.

– Э-э! У-у! Ы-ы!

Дверь кареты открылась, запахло снедью и, словно джинн, вызванный заговорами, явился Бернар. Кланяясь и умильно улыбаясь, он протягивал любимую книгу, на которой была крупно порезана копченая свинина. Взгляд его был кроток и как бы говорил: вот, дорогой мой повелитель, отрываю от сердца и желудка. И сокровенного не пожалею. Потому как завсегда слушаюсь и повинуюсь. Положил Бернар мудрое с копченым на сиденье, поклонился трепетно, влез на козлы да и поехал с миром. Этаким клоуном тряпичным в шляпе с плюмажем. Однако, глядя на него, веселиться не хотелось. Хотелось не иметь с ним никаких дел.

“Здорово бутафорит. Хотя и не без фальши, местами переигрывает”, – в который уже раз отметил Буров, взялся за книгу, однако же читать не стал, предпочел Макиавелли свинью.

– М-м, шевалье, рекомендую. Не хуже, чем у вашего папеньки. Похоже, они с нашим кучером затариваются из одной кормушки.

Богатая событиями бессонная ночь ничуть не отразилась на его аппетите.

– Что-то не хочется, – ответил шевалье и отвернулся к окну. – А вы уверены, князь, что это свинина?

Буров его понимал. Можно убить тысячу мужчин, оставаясь бесстрастным и холодным, как лед, а при виде одного-единственного женского трупа превратиться в размякшую амебу. Ничего не поделаешь, психология. А тут все-таки не одно тело – дуэт. Даже троица. Клотильда, Анжель и змея. Она ведь тоже женского рода…