Феликс РАЗУМОВСКИЙ - Смилодон

– Ну-ка, ну-ка, – Буров отлепился от стены, высунул нос из хода и неожиданно, невзирая на драматизм ситуации, фыркнул по-кошачьи: – Смешно.

– Что? – не понял шевалье, тоже посмотрел, скривился. – Да, весьма похоже на фарс. Дешевый. Маркизу узнали? Третья слева…

– Мон шер, это же Скапен. У столба, – Буров пригляделся, и лицо у него вытянулось от изумления – он увидел знакомого. Нет, не Скапена, пребывающего в бледном виде у столба, – а председателя судилища, говорящего что-то гневно и обличительно. Вроде бы на испанском. Буров был профессионал. Единожды увидев человека, а уж тем более услышав, он навсегда запоминал его привычки, нюансы речи, биомеханику движений, всю личностно-детерминирующую матрицу, определяющую индивидуума. Как учили. Так что ошибиться он не мог. Председательствовал на суде маркизов сын. Средненький. Луи, известный адвокат, обычно такой тихий, медленный и печальный. Склонный к истерике, философствованию и вялому алкоголизму. Вот сволочь.

В пещере между тем от разговоров перешли к действиям. Клацнула спускаемая пружина, с рокотом заработал механизм, и колонна с прикованным человеком стала медленно уходить под землю. И сейчас же раздался вопль, дикий, душераздирающий, казалось, заставляющий вибрировать камни. Скапена будто опускали в огнедышащее жерло – тело его судорожно билось, грудь была в крови и слюне, кожа под кандалами лопалась, как пергамент. Кричал он долго, столб опускали медленно. Наконец, словно поплавок из воды, колонна вынырнула на поверхность, уже без пленника, густо окрашенная в радикально красный цвет. Скапен был мужчина видный, полнокровный…

– Да, строго у них тут, – заметил Буров и начал представлять, как будет разговаривать с Луи, но тут полет его фантазии прервался – с улицы зашли, судя по шагам, двое. А галерея-то узкая, не разминешься… Снова прозвучал все тот же вопрос, на который Буров дал все тот же ответ. Правда, в более конкретной форме, из волыны в упор. Не время кулаками махать, да и не место. Ну а ствол есть ствол, пуля продырявила обоих любопытствующих, хорошо отметилась в стене, и только расплющившись в медаль, наконец угомонилась. Грохот выстрела ударил по ушам, эхо разнеслось под сводами пещеры. Получилось весьма эффектно, однако ни Буров, ни шевалье аплодисментов ждать не стали, подались на выход. Степенно, без особой спешки, стараясь не шуметь – ночью плохо видно, но отлично слышно. Едва они выбрались на воздух и отпрянули в сторону, как с полвзвода сопящих воинственных молодцов, тех самых, что мочились на мегалиты, ломанулись в пещеру. У входа в галерею возникла давка, и это было хорошо. Без особых хлопот Буров и шевалье срезали угол, убрались с поляны и вышли на дорогу. Судя по еле слышимым крикам, от преследователей их отделял добрый километр. Теперь успех акции зависел от Бернара.

– Опа, – Буров вытащил огниво, зажег свечу и принялся описывать замысловатые восьмерки. Эх, где же ты, проверенный спецназовский фонарь, луч которого виден аж за десять километров. Впрочем, и свеча не так плоха – метров с пятисот вполне заметна. А уж если вглядываться…

Со зрением и бдительностью у Бернара было все в порядке. И минуты не прошло, как застучали копыта и из темноты материализовался экипаж.

– Ы-ы-ы!

Одно из двух – или Бернар был действительно дурковат, или же играл свою роль с потрясающей гениальностью.

– Ну, молодец. Давай нах хаузе, – Буров и шевалье быстренько погрузились в карету, а спустя мгновения – в здоровый, без сновидений сон. Заслужили.

Проснулись они уже дома, на дворе усадьбы. Никто их не встречал, все было тихо. Хозяйство маркиза де Сальмоньяка спало.

– Как насчет ветчины? Под бургундское? – поинтересовался Буров, шевалье кивнул, и они знакомой дорожкой зарулили на кухню, где, правда, не задержались – усталость брала свое. Хрен с ними, с окороками, паштетами и салатами. Спать, спать, спать. Однако отдохнуть, как следует, Бурову было некогда. Покемарив, не раздеваясь, пару часиков, он проснулся, встал, взял кое-какой инструментарий и бесшумно, словно кот, выскользнул в коридор. С ночной, блин, инспекцией. В комнате Лауры все было тихо – изменщица рыжая где-то шлялась, а вот братец-адвокатец уже изволил прибыть и почивал себе, легонько похрапывая. Очень трогательно и невинно.

“Я тебе устрою, падла, тихий час”, – Буров с минуту покопался с замком, прислушался, без стука вошел и плотно прикрыл дверь. Посмотрел по сторонам, приблизился к кровати и от всей души выдал братцу интенсивный наркоз. Пришел тот в себя уже на столе. В чем мама родила, на спине, с верхними и нижними конечностями, крепко принайтовленными к ножкам. С собственным шелковым чулком, плотно забитым в рот. В полнейшем конфузе. Рядом стоял голый по пояс Буров, задумчиво перебирал металлические предметы, и в голосе его тоже слышалась сталь.

– Слушай внимательно, повторять не буду. Если ты решишь играть в молчанку и умереть героем, ты им и умрешь. Чрезвычайно мучительно. Если все же ты захочешь поговорить, кивни. Тогда, может быть, умрешь быстро. Считаю до трех. Раз… – Он взял зловещую, на манер бурава, железяку, взвесил в руке и дотронулся ею до мужской гордости Луи. Примерился, и острое, бороздчатое жало стало медленно вворачиваться внутрь. – Два…

Считать до трех не понадобилось, средний братец кивнул.

– Сообразительный, – Буров вытащил бурав, затем кляп и ласково спросил: – Маркиз с тобой?

– А ты ведь мне сразу не понравился, – Луи брезгливо сплюнул и, надо отдать ему должное, хоть и криво, но ухмыльнулся. – Не дергайся. Ни маркиз, ни сучка твоя рыжая нам не нужны. Потому как примитивы. Воображения ноль.

– “Нам” – это кому? – Бурову сделалось занятно, он убрал окровавленную железяку с живота пациента. – Нельзя ли поподробнее?

– Поподробнее долго. А в двух словах, – братец облизнулся, снова сплюнул, и в голосе его зазвучали патетические нотки: – “Нам” – это посвященным в истину. Гекам Адонаи! <���Месть Адонаи!> Ордо аб хаос! <���От хаоса к порядку. Данные выражения являются неотъемлемой частью посвящения масонов высших званий.> Тебе самому не надоел еще этот грязный, вонючий мир?

– Давай все же вопросы буду задавать я, – попросил Буров и подкрепил свою просьбу легким, вроде бы совсем не сильным тычком. – Пли-из!

Это было куда хуже железяки, адвокат судорожно выгнулся, из прокушенной губы его побежала кровь. Но не закричал. Молодец.

– Ну все, все, давай дальше, – успокоил его Буров, благожелательно кивнул и похлопал по цыплячьей груди. – Фургон, гадюка, болт с иглой – твоя работа?

– Болт – да, – Луи с хрипом перевел дыхание, тронул языком прокушенную губу, причмокнул с сожалением. – Со всем остальным не ко мне. А ты везучий.