Феликс РАЗУМОВСКИЙ - Смилодон

– У, рухлядь! – с грохотом Лаура спихнула его в пропасть, плюнула в сердцах и уверенно пошла вперед. Где-то через час она нырнула в узкий неприметный штрек, поводила фонарем и скоро остановилась у подножия лестницы. – Шевалье, идите первым. Там тяжелая крышка. И смотрите поаккуратней.

– Я вам больше не шевалье, – Анри брезгливо покосился на нее, ступил на лестницу и начал подниматься по истертым ступеням. Было слышно, как где-то наверху он загромыхал железом, и воздух в подземелье пришел в движение – потянуло сыростью, помойкой, гниющими отбросами. Таким знакомым запахом Парижа.

– За мной, – скомандовала Лаура, за ней стал подниматься Буров. Мадлена, из соображений деликатности, пристроилась в конце. В душе она ругала себя – вот ведь дура, нет бы надеть штаны.

Восхождение было хоть и недолгим, но нельзя сказать, что приятным – выход из люка находился возле сточной канавы. А сильный, словно из ведра, дождь поднял уровень помоев на невиданную высоту.

– Бр-р-р, ну и погодка, – Анри, поежившись, пихнул на место крышку, Мадлена приподняла подол, горестно вздохнула. Буров вспомнил, что нынче ничего не ел. А ведь залог хорошего настроения – регулярное питание. Голодный бабр страшнее пистолета.

– Вперед, здесь недалеко, – Лаура сориентировалась на местности и, отворачивая лицо от плотных, разящих наповал струи, вышла через готическую арку с грязного кишкообразного двора. Фонарь ее мигнул, задымился и погас. Фонари на улице тоже не горели. Однако Лаура шла уверенно, бодро, ботфорты ее с завидным оптимизмом шлепали по пузырящимся лужам. Неожиданно она остановилась, вгляделась в оскалившийся окнами фасад, и в голосе ее послышалась беспомощность:

– Нам сюда нельзя. Ни в коем случае. Лампадка не горит.

Ага, крокодил не ловится. Видимо, за них взялись вполне серьезно – конспиративная квартира была провалена, о чем свидетельствовал условный, понятный только Лауре знак. Еще слава тебе, господи, что предупредили.

– Тут поблизости заведение есть одно, гостиница “Серебряная башня”, – Анри глянул на Мадлену, жалкую, замерзшую, здорово напоминающую уличную кошку, шмыгнул носом и взял инициативу в свои руки. – Так, ничего особенного. Но накормят и напоят. Двинули?

Действительно, ничего особенного – дешевые номера для препровождения времени с не менее дешевыми девками. Однако едва зазвенело золото, как нашлись и здесь приличные паштеты, доброе вино, горячая вода и персиковое мыло. Одежда важных постояльцев была высушена и выглажена, обувь смазана гусиным жиром и заполнена каленой галькой. Их усадили на лучшие места и потчевали со всем отменнейшим радушием, какое только возможно купить за деньги. Однако несмотря на тепло, уют и изыски гастрономии, настроение у всех было не очень. Чувствовалась усталость.

– Пойду-ка я в постель. Спокойной ночи, – сказала Лаура после десерта, зевнула и с вызывающей многозначительностью взглянула на Бурова. – Надеюсь, князь, вы тоже недолго.

Сделала всем ручкой и отправилась к себе. На диво эффектная, в золоте волос, укутывающих ее плечи, словно пелерина.

– Мы, князь, наверное, тоже пойдем. Завтра рано вставать, – шевалье замялся, глянул на Мадлену, виновато улыбнулся Бурову. – Помните графа де Аруэ? Шерстяного короля? Так вот, он предложил мне ехать в Америку, к нему на ферму. Управляющим. Документы достал. Теперь мы законные супруги. – Он снова глянул на Мадлену, подмигнул ей: – Со странной, правда, фамилией – Кольт. Чисто американской. Корабль уходит из Гавра через пять дней. А надо еще собраться, вникнуть в азы дела, проследить за погрузкой племенных производителей. В общем, князь, давайте прощаться. – Шевалье поднялся, прерывисто вздохнул, на его глаза навернулись слезы. – Наверное, больше не увидимся. И у меня к вам просьба, князь. Могу ли я оставить у себя барабанный пистолет вашей конструкции? Пусть он хранится, как реликвия, в семействе Кольтов, напоминает внукам и сыновьям о русском князе Бурове. О вас…

– Конечно же, мой друг, конечно, – разрешил Буров и улыбнулся проницательно, аки библейский змей. – Он о себе еще напомнит. – Встал, крепко обнялся с шевалье, с Мадленой, поцеловал ей руку: – Спасибо, учительница первая моя…

Потом в задумчивости прикончил сладкое, минуту посидел, собираясь с мыслями, и направился к Лауре.

Лаура возлежала – томная, златовласая, в облаке духов. Князь в который уж раз поразился совершенству ее форм, снежной белизне атласной кожи. Буров снял халат, пристроился рядом и много говорить не стал, принялся действовать. Вот уж задал-то жару, потешил плоть, поимел и так, и эдак, и вдоль, и поперек. Доставил массу ощущений. И был совершенно прав – с женщиной в постели общение лучше начинать не на вербальном уровне, а на гормональном. Понимание гарантировано. Наконец вулкан временно иссяк, смолкли сладострастные стоны, движения замедлились. Проказник Эрот взял тайм-аут.

– Сегодня это было бесподобно, – констатировала Лаура, отдышалась и похлопала Бурова по бедру. – Ты меня, право, изумляешь. Чем дальше, тем лучше.

– Я рад, что тебе понравилось, – усмехнулся Буров и повернулся так, чтоб его больше не хлопали, как племенного бугая. – Может быть, ты в награду мне дашь противоядие?

Усмехался он не зря – решил-таки устроить Лауре проверку на вшивость. Интересно, стопроцентная сука или еще на что-то можно надеяться?

– Э, милый, неделя-то еще не прошла, – Лаура сразу же забыла про любовь и одним рывком уселась на постели. – Надеюсь, ты еще побудешь со мной завтра? Может быть, придется пострелять. А может, побегать. Без крепкой мужской руки мне никак.

Нет, пожалуй что безнадежно – сука еще та.

– Ладно, патронов у нас хватит, – Буров кивнул и изобразил собачью преданность. – Только нельзя ли поподробнее. А то все тайны, туман, недомолвки, неясности. Темно, как при солнечном затмении…

– А, ты уже что-то знаешь, – Лаура фыркнула, закусила губу, лицо ее выразило внутреннюю напряженность. – Ладно… Завтра, в день солнечного затмения, в полдень на Кладбище Невинных соберутся Бессмертные – Альберт Великий, Раймунд Луллий, кое-кто из розенкрейцеров, Никола Фламель. Все те, кто обладает эликсиром бессмертия. Встречаются они у подножия статуи Смерти <���В средние века отношение к смерти было более чем прозаическое. На Кладбище Невинных черепа и кости были навалены в гробах, которые стояли в особых галереях и предназначались для всеобщего обозрения, являя собой пример тотального равенства. В галереях Пляска Смерти представляла себя во всех образах и позах. Обезьянья фигура ухмыляющейся Безносой увлекала за собой и Папу, и короля, и простолюдина, и шута. В общем, мементо мори. Апофеозом вернисажа была огромная статуя Смерти, созданная в XV веке.> , в древности на этом месте было святилище друидов…