Джен Коруна - Год багульника. Кровавая луна

— Да уймись же ты! — закричал он на него, удерживая изо всех сил. – Слышишь меня?! Уймись!

Тяжело дыша, Кравой дернулся в его руках, безумные глаза впились в лицо ирилай.

— Успокойся, — повторил Гердерик уже более тихим голосом. — Тогда отпущу.

Несколько мгновений они сверлили друг друга взглядами, затем Кравой сник, его глаза потухли. Ирилай медленно расслабил пальцы и убрал руку.

— Все, успокоился?

Солнечный эльф пошатнулся, забытая на время борьбы слабость вновь нахлынула на него. Лишенный поддержки он стал оседать на пол, куда бы и упал, не подхвати его Гердерик.

— Так, идем-идем… — решительно заговорил он, таща друга к стулу и усаживая; тот уже еле держался в вертикальном положении, его голова бессильно свесилась на грудь. — Надо, наверное, послать за Лагдом.

— Нет… не надо!.. — слабо выдохнул Кравой, с усилием поднимая лицо; это были его первые осознанные слова.

— Ну не надо, так не надо, — согласился ирилай. — Сами справимся. Давай раздевайся…

Послушно, как ребенок, Кравой стал стягивать котту. Скоро он сидел за столом в разгромленной комнате, бледный, но уже не так смертельно, весь замотанный, как сверток; Гердерик, похожий на растрепанного петуха, хлопотал вокруг него. Кровь некоторое время сочилась, окрашивая бинты, потом перестала. Осмотрев дело своих рук, Гердерик заявил: «Тебе нужно выпить» — и, наполнив два бокала, подвинул один из них краантль, но тот не прикоснулся. Глядя в стол, он хрипло выговорил:

— Как он мог? Как он мог убить эту девочку!..

Ирилай вздохнул и придвинул свой стул ближе к другу.

— Прекрати это сейчас же. Ты должен взять себя в руки! Не время раскисать: скоро Великая битва, ты забыл? — и, помолчав мгновение, добавил тише: — Моав бы не хотела, чтобы ты был таким, она была сильной…

Кравой безучастно кивнул, у него больше не было сил спорить.

— Вот и хорошо… А теперь, пей давай.

Протянув руку в алых бинтах, Кравой с той же безучастностью взял стакан.

***

В этот же день по всему княжеству был объявлен траур. Синие ленты флагов были свернуты, странно и запустело выглядел без них мраморный замок. Запустенье объяло и сердца эллари — опечаленные горожане, от простых портных до высоких магов, плакали, искренне жалея свою любимицу. Скорбные песни слагались в эти дни под сенью дуба. «Плачьте сыновья Эллар! — стенали певцы. — Не улыбнется вам больше юная веллара, не поднимет прекрасных глаз, заставляя петь ваше сердце! Плачьте, дочери Эллар, ибо потерю вашу нельзя высказать словами — украдена лучшая из вас! Не предаваться вам сладким мечтам, слушая голос Птицы, Поющей Перед Рассветом! Плачь, великая Эллар, ибо не придет к тебе больше та, что была столь покорна твоей воле! Напрасно ты будешь искать ее на белой ладье — как ветер в поле развеется ее душа, и следа не останется!..»

Убитый горем стоял старший веллар в ивовой роще с серебряным серпом в руке. Лицо Лагда было мрачным — никогда уже его дочь не будет стоять рядом с ним в синих одеяниях, не подаст ему своей прекрасной рукой тонкий серп, чтобы срезать омелу в жертву Эллар. Велика была печаль лунного народа, но еще больше страдала душа Лагда — один во всем Риане он уже много лун знал тайну Моав, знал об опасности, день и ночь стерегущей ее. Каждый день молил он великую богиню явить чудо и спасти его дочь, но воля Эллар оказалась более жестокой, чем он мог предположить. Гердерик достаточно ясно описал отчаянье Сигарта, чтобы старший веллар по характерным признакам понял то, чего так и не смогли понять озерные воины, а именно — что убийца Моав был ее кейнаром. Даже князь Рас-Сильвана не мог предвидеть такого исхода. Какая злая шутка судьбы, какая страшная игра, ставкой в которой стали душа и сердце его любимой дочери! Как смириться с этой двойной потерей?! Кравою о своем открытии Лагд ничего не сказал — его горе и так было слишком велико. К тому же, теперь это все не имело никакого значения.

Рядом с отцом, глотая слезы, застыл юный Иштан. Уголки его бледных губ дергались, ясный взор туманился. В гробовой тишине они отнесли усыпанную прозрачными ягодами ветвь в храм Луны — возможно, этот дар хоть немного умилостивит богиню. Хотя в глубине своих сердец все понимали — надеяться не на что. Душа Йонсаволь никогда не попадет в Мир-без-Времени…

Закончив подношение, отец и сын молча вышли из храма и двинулись через рощу. Неподалеку их ждал Кравой. Снадобье помогло — его раны не кровоточили, тем не менее, он выглядел убитым и больным. Не говоря ни слова, он пошел рядом с велларами. В неясном свете луны все трое выглядели жалкими и осиротелыми.

— Что ж, — заговорил через некоторое время Лагд, — нам больше не на что надеяться. Силы Моав теперь не на нашей стороне — нам придется выступать на берег без нее. Завтра я собираю совет.

Услышав слова отца, Иштан встрепенулся.

— Отец, разреши мне сказать!

Лагд и Кравой с удивлением повернули головы. Старший веллар кивнул.

— Я бы никогда не решился перечить твоей воле, но мне кажется, нам стоит выждать еще немного. Вдруг еще что-то изменится!

— Что дает тебе основание думать так?

Юноша поднял взгляд на отца — сестра ведь твердо наказала ему хранить ее секрет до прихода Сигарта!

— Просто мне так кажется, — поспешно ответил он. — Мы ведь ничего не потеряем, если немного подождем, правда?..

Князь Рас-Сильвана задумчиво взглянул на висящий высоко в небе диск луны — он был едва различим среди туч.

— Не знаю, почему, но мне хочется верить твоим словам, ведь даже сама Эллар порой не видна за облаками, — тихо произнес он. — Кто знает, может, правильное решение сейчас точно так же скрыто от нашего взора… Хорошо, я не буду пока собирать велларов.

Кравой изумленно перевел взгляд с отца на сына — воистину мысли лунных магов непостижимы! Иштан облегченно вздохнул.

Глава 2. Одиночество

Жуткий плач, дрожавший над лесом, стих только к вечеру. Отчаянье хэура сменилось невыносимой тревогой. Не в силах оставаться в этом страшном месте, где трава была еще бурой от крови Моав, он поднялся с земли и побрел в лес, под сень которого они так и не успели дойти. Нежданный снегопад прекратился, мутные сумерки быстро опускались на верхушки деревьев. Откуда-то сверху доносилось насмешливое уханье совы: «Убил! Убил! Убил!» — послышалось Сигарту в ее крике. Он шарахнулся в сторону, зацепившись за колючий куст — ему показалось, что цепкие ветви пытаются его ухватить. Он рывком освободился. Во рту появился металлический вкус — Сигарт с ужасом посмотрел на руки и вздрогнул: в темноте ему показалось, что они залиты кровью. Он вскрикнул и побежал прочь, не разбирая дороги.

Исцарапанный, в порванной одежде, к утру он набрел на небольшую пещеру на берегу лесного озера. Поняв, что он невыносимо хочет пить, он присел у кромки берега, зачерпнул зеленоватую воду. Мягкая водяная трава колыхнулась и нежно коснулась его руки, заставив его отскочить. Сигарт весь дрожал — под его ладонью как будто скользнули тонкие лунные волосы Моав, в которые он так любил зарываться лицом, руками… Глухо застонав, он бросился было прочь от воды, но ночная усталость давала о себе знать. Не в силах идти дальше, он остался на берегу озера — свернулся клубком в сухих листьях на дне пещеры и заснул. Но сон был тревожным — его то и дело окликал голос эльфы. Несколько раз он пытался забыться, но звуки в голове не смолкали — наоборот, звонкий голосок становился все отчетливей, он пел, смеялся, говорил нежные слова, повергая хэура в дикий ужас. Наутро он чувствовал себя таким же разбитым и уставшим, как и накануне. Идти никуда не хотелось, его воля словно умерла вместе с Моав. И он остался…