Юлия Андреева - Потерянный когай

– Итак, у нас получается три претендента, – отметил Винк. – Я, Корф и Ханс Питерзон.

Самый молодой, но уже достаточно стреляный воробей Крок встал со своего места и велел всем трем претендентам занять разные углы. Ала потеснили, и он автоматически присел в четвертом, свободном, углу.

– Я был на «Святой Катерине», когда во время атаки капитан был убит пушечным ядром, после этого мы выбирали нового капитана, – деловито объяснил свои действия юнга. – Если голосовать поднятием рук, считающий может не разглядеть и посчитать кого-нибудь дважды, в то время как если мы все просто подойдем к тому, кого считаем наиболее достойным, все сразу же станет понятно.

– Выбирайте меня, – требовал негоциант. – Я богатый человек, доберемся до дома, возмещу всем потери и заплачу положенное жалованье.

– Не его, а меня, – голосил Винк, – братки, подумайте сами, на кой черт вам торгаш в капитанах?! Пусть себе обсчитывает простачков в своих лавках – продажная шкура. Выберите меня, я вас не оставлю, все по справедливости. Только в море выйдем, весь спиртной товар разделю между членами команды.

– Не верьте ему, это мой товар! Господин Винк не имеет права, – вопил негоциант. – А когда домой придем, я новый корабль снаряжу и одного из вас сделаю капитаном на «Лифде», другого – на новом корабле. Клянусь распятьем!

– Не слушайте этих говноедов. Винк – пьяница и к тому же главный артиллерист корабля. Из пушки стрелять – не по морю ходить. Ему нас потопить привычнее, чем грамотно курс держать. Пораскиньте мозгами – я приведу корабль не хуже кормчего. Меня выбирайте, – не отставал от других Корф, его изъеденное оспинками лицо покраснело и оттого напоминало недостаточно хорошо прожаренное мясо.

По сигналу юнги моряки встали со своих циновок и нога за ногу перешли кто к Винку, кто к Корфу, а кто и к Питерзону. При этом артиллерист, получил значительный перевес голосов. Ал отметил про себя, что предвыборная кампания Винка действительно была самой соблазнительной, потому что жалованье, компенсация и новый корабль – это когда еще. А дармовая выпивка здесь и сейчас. Только доберись до капера, а там…

– С этого момента я ваш капитан! Ура! – завопил довольный Винк.

– Постойте! – наконец вступил в предвыборную гонку Ал. – Ты – Винк – капитан. Допустим. Значит, ты собираешься разговаривать с Ябу о судьбе команды и корабля?

– А почему бы и нет? – осклабился Винк. – Поди, язык имеется.

– Японский? – Ал приподнял бровь.

– По-японски ты говорить мастак, брат. Мы тебя иезуитам не выдали, так что теперь ты будешь за переводчика.

– Ничего не получится. – Ал развалился в своем углу, подоткнув под спину удобную подушку.

– Почему не получится? – Глаза Винка были переполнены злобой и одновременно страхом. – Ты что же, сучий потрох, своих решил бросить? – Его рука метнулась к поясу, где, должно быть, он привык держать нож. – Так я же тебя голыми руками на кусочки порву.

– Меня-то за что? Я же пришел и сказал, что ихний даймё желает беседовать только с капитаном или кормчим. О переводчиках ничего не было сказано.

– А как же мы с ним поймем друг друга без толмача? Без переводчика никак нельзя. – Глаза Винка заметались, на лбу выступили крупные капли пота. Наконец до него дошло, что хотел сказать Ал.

– Переводить будет отец Себастьян, или Себастью, как его тут называют. Я же вам сказал, когда пришел. – Он притворно зевнул.

– Этот напереводит! Очернит, как пить дать. Тем более если у него к нашему брату личные счеты, – заохал негоциант. – Распнут или голову долой, а то и на костер. Как у них тут с пиратами обходятся?

– По-разному обходятся, – утешил его Ал. – Кого-то в котле живьем сварят, кого-то на кол посадят, кого-то, ясное дело, – распнут, а кому-то прямая дорога на костер. Японцы много видов казней знают, они нас всех по-разному порешат, а у них еще полна коробочка всякого разного останется.

– Что же делать? – заныл Баккус.

– Единственный шанс, – Ал гостеприимно указал на место в своем углу. – Присоединяйтесь. Выбирайте меня капитаном или кормчим, и я буду вести переговоры.

– Какой умный! Вот так, в море не ходивши, добычи не бравши, и в капитаны! – взорвался Винк.

Несколько человек попытались наброситься на Александра, но он быстро раскидал их, демонстративно стараясь наделать как можно больше шуму и круша тонкие перегородки. На шум к месту потасовки уже бежали самураи, Александр выскочил навстречу и, приметив Оми, кинулся ему в ноги.

– Оми-сама, помогите мне, пожалуйста. Спасите! – прокричал он на ломаном японском. – Оми-сама – я капитан этого корабля, я поддерживаю здесь порядок, а моя команда подняла бунт против меня. Помогите, пожалуйста, накажите их за неповиновение.

Оми отдал короткий приказ, и в то же мгновение ворвавшиеся в комнату самураи успокоили потасовку, оглушив тройку самых буйных и связав остальных. Оми снова что-то гавкнул. Мимо них протащили упирающихся, орущих проклятия и скулящих от страха матросов.

Ал ел рис в полном одиночестве в большой и словно осиротевшей после выдворения оттуда команды комнате. Порядок был восстановлен, сквозь тонкую рисовую бумагу на Ала изливался свет луны. Он сам попросил не приносить дополнительного света, желая побыть какое-то время в одиночестве.

На душе было неспокойно. Он думал о моряках, которых предал и которые, быть может, уже сейчас сидят в яме, сетуя на судьбу и проклиная его на чем свет стоит.

«Муки совести, этого еще не хватало, – обругал он себя, – предал, но кого? Людей, которые жили в начале семнадцатого века? Книжных героев? Или еще того веселее – виртуальных персонажей?! Глупости!»

Да, за все свои компьютерные жизни Ал истребил бессчетное количество монстров, посылал в бой, часто и на неминуемую гибель, целые армии, терял друзей. Но все это было не то. Винк, Питерзон, Крок, другие – были совсем как он. Проблема заключалась в том, что все они были слишком живыми, чересчур настоящими, хотя этого, конечно, не могло быть.

Ал отправил в рот еще немного риса и запил бульоном из мидий. И рис, и бульон имели вкус. Более того, они имели вкус традиционной японской кухни.

«Если я поднесу руку к пламени или меня ударят, я почувствую боль. А это значит, что, если с командой что-нибудь случится, я буду испытывать чувство вины, потому что сам послал их на гибель».

Он встал и прошелся по комнате. Циновки были приятными на ощупь, ступать по ним босыми ногами доставляло удовольствие.