Юлия Андреева - Предсказание

То, что Петербург – город мистики, знает каждый. Но это можно просто ощущать, как свершившийся факт, живя в Петербурге, дыша его неповторимыми «духами и туманами», ежедневно читая зримые и осязаемые «строфы» грандиозной «поэмы в камне».

Не один раз пророчили гибель «умышленному городу». Не однажды пытались его уничтожить.

Петербург приводил в восхищение, очаровывал, вызывал отвращение и горечь: его столь же любили, сколько и ненавидели. Odi et amo.

А вдруг?!

Вдруг этот невероятный город действительно заколдован и судьба его начертана на черной странице в Книге Жизни?

Предсказание! Предсказание!

«Триста лет и три года стоять городу царя-антихриста, и погибнуть ему в три дня!»

Сбудется ли оно или это очередная мистификация самой истории?!

В романе Юлии Андреевой таинственная громокипящая смесь фантастики и мистики, исторического документа и легенды, мифа и сказки воспринимается как сегодняшняя обыденная реальность.

Тому, кто живет в Петербурге, не трудно поверить в самое обыкновенное НЕОБЫЧНОЕ. И читателя не удивит, что среди действующих лиц и исполнителей романа-фантасмагории – раскаявшийся Агасфер и Падший Ангел, сиамские близнецы и невидимые кони; что по улицам города неприкаянно бродит его собственный дух в человеческом обличии и запросто беседует с Луной, надеясь занять у нее немного деньжат, не иначе как для того, чтобы купить цветы своей девушке.

Сюжет «Предсказания» динамичен и увлекателен. Есть здесь и чистая любовь, и элементы боевого детектива: погони, слежка, мафиозные разборки.

Волшебное здесь так естественно входит в настоящее, что, порой, не замечаешь пограничной линии между ними.

В романе есть шутки и драмы, подвиги и предательства, интриги и лирическая поэзия, но все в нем цельно и все на своих местах. Может быть именно поэтому «Предсказание» Андреевой читается на одном дыхании, как впрочем, и всякая настоящая литература.

Максим Швец

За ночь на Красной площади как будто из-под земли, или даже ниже, из самой дьявольской лесопильни, возник деревянный сруб. Ни Богу свечка, ни черту кочерга, ни дом, ни сарай: – так, не пойми что такое: деревянный короб без окон и с одной дверью, на которой, впрочем, со стороны площади была приделана ручка и крючья для засова.

Хоромы эти предназначались для самого главного чернокнижника и звездочета, для колдуна, наводящего порчи и уличенного в причинении немалого зла особе государевой, еретика Квириниуса Кульмана и дьявольского его прислужника Кондратия Нодермана [1].

Оба злодея должны были войти в построенный для них сруб и сгинуть в нем навечно, потому как для такого дела есть досочки сухие, да бревнышки надежные, так что взовьется красный петух над неказистой постройкой, обовьет ее своими оранжевыми крылами, рассыпет искорки. Любо-дорого поглядеть православному люду, как сгинут в горящем пекле, точно в геенне огненной, богомерзкие иноземцы.

Народ вокруг сруба того давно уже кругами ходил, да и внутрь непременно бы заглянул, не стой тут же строгая да матерюжная стража. Правда, добры молодцы больше для важности и солидности напускали на себя строгий вид, и, скорее всего, им самим страсть как хотелось почесать лясы о предстоящей казни, но служба – дело подневольное, не приходится делать что хочется нужно что велено справлять и помалкивать.

А то помнят еще стражники плахи, на которых секли головы стрельцам, земля еще от крови не просохла, не все заупокойные произнесены. Целы плахи, потемнели только, точно кровью напитавшись, сделались они живыми, голодными и готовыми к прыжкам чудищами. Так что каждую ночь кажется солдатам, будто порыкивая и утирая вонючие слюни подбираются к ним ожившие деревянные эти упыри.

Да еще ходят средь них неотмоленные души казненных, забывших свои имена людей. Что особенно плохо, потому как нет возможности заказать на них поминальные да на скудное жалование свечки в церквях поставить.

К месту казни Кульмана и Нодермана привезли на обычной телеге; в холщовых рубахах, без сапог, с растрепанными волосами и бородами они казались нераскаявшимися и опасными колдунами. В толпе многие крестились, отводили глаза, опасаясь черной магии и в страхе не смея сойти с места. Отчаянно Кульман шарил взглядом по толпе простолюдинов, в надежде выискать в ней знакомое лицо, но тщетно.

Осужденных поставили на колени и произнесли приговор, сухенький священник протянул к запекшимся губам астролога крест, – православный, а не католический, – и тот, машинально поцеловав его, закричал в толпу, в серое, обманувшее его надежды небо: он проклинал царя и предсказывал скорую кончину мира… И еще говорил он, что царь-де – Антихрист, и еще попомнят люди, его, Кульмана, слова, поплачут кровавыми слезами, когда по пророчеству древнему построит он город на негодном месте, и простоит сей град триста лет и три года и сгинет в три дня. О том помните, люд! – взывал к ним пришлый колдун, плакал и молился рядом бледный Кондратий. Но все было тщетно, предупрежденная о чем-то подобном стража затолкала приговоренных в сруб и, забив дверь двумя досками, зажгла огонь.

В тот же момент в Троице-Сергиевском монастыре со страшным скрипом и треском первый раз дыба вознесла к прокопченному потолку расстриженного монаха Сильвестра Медведева [2], названного врагами ересиархом.

Найденные при обысках рукописи Кульмана и Медведева были тщательно рассортированы, разложены по ящикам и с грифом повышенной секретности отправлены на высочайшее имя. По тому, с какой тщательностью работали судейские люди, можно было понять, что порученное им дело действительно являлось наиважнейшим, но основной искомый документ так и не был обнаружен.

Мобильник зазвучал, как всегда, не вовремя и с таким психованным вскриком, как будто от того, дозовется ли он свою хозяйку или нет, зависит как минимум, судьба мира.

Испуганный внезапной сиреной, водила резко надавил на тормоза. Машина, крутанувшись на месте, остановилась посередине Невского, создавая аварийную ситуацию.

Ольга поднесла сотовый к уху, наблюдая через стекло, как ехавшие за ней машины прилагают усилия не врезаться теперь в нее. Справившись с шоком, водитель буркнул извинения, занимая утраченную полосу.

– Алё. Слушаю.

– Это Ольга Дан! – не спросил, а скорее констатировал голос. – вы должны меня помнить, я обращался к вам в прошлом году по поводу копья для немецкого коллекционера. – Последовала пауза. Машина Дан свернула на улицу Восстания и поехала по ней. – То есть, вы не можете помнить мой голос, мы общались через посредника, но… в этот раз, я не смог выйти на него, чтобы заручиться необходимой в таких случаях протекцией. Вы меня понимаете? Меж тем дело, которое я хочу вам поручить, срочное и, поверьте мне, очень хорошо оплачивается.