Юлия Андреева - Предсказание

Ольга кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Гость проскользнул в дверь, как унесенный ветром сигаретный дым, оставив ее в полнейшем замешательстве.

Во-первых, она терпеть не могла, когда ею командовали. Начальства не признавала, а посредника при случае могла использовать как боксерскую грушу, что способствовало разрядке и снятию напряжения, которого хватало при ее двойной деятельности хозяйки издательства «Дар» и владелицы частного детективного агентства. Здесь же она была вынуждена сама отчитываться за каждый свой шаг.

Во-вторых, дело, порученное ей, было необычным уже потому, что даже заказчик толком не знал, что искать.

В-третьих, странное предложение пришло именно тогда, когда у Дан собственных проблем было выше крыши. То есть проблемы касались конкретно крыши, – пермских братков, которые вознамерились попросту пришить ее, чем усложняли как жизнь, так и ведение каких бы то ни было дел.

«Не знаю почему, но иногда мне кажется, что вот-вот, – и из меня польются полноводные реки поэзии. Реки, а не река, – потому что сразу же и во все стороны, как лучи звезды, как лепестки цветка. Я сдерживаю ревущую во мне стихию, но знаю, что бой этот все равно когда-нибудь будет проигран мною.

Я останавливаю себя, говорю: «Ну куда ты?». Поэзию сейчас никто не покупает, сосредоточься на статьях, спасибо, что хотя бы они приносят тебе еще иногда деньги, напиши рекламу. Ты же талантлива и, по определению, должна быть талантлива во всем. Но Бог знает, как тяжело это сопротивление. Как тщетны попытки».

Лада перечитала получившийся текст и отправила его во второй ящик стола, куда она складывала подобные этой нежданные заметки.

Телефон молчал, уже дня два как молчал. Хотя кто знает, быть может он отчаянно звонил, когда Лада выходила в магазин, мылась в душе или просто крепко спала.

«Надо в конце концов купить автоответчик», – мудро констатировала она, отчетливо зная, что никогда не сделает этого. Автоответчик убивал иллюзии. Нет ничего страшнее, чем приходить домой и убеждаться, что не было ни одного звонка. Потому что это значит, что ты совсем никому не нужна.

Отсутствие контролера дает возможность мечтать. Конечно, тяжело думать, что по собственной глупости прошла мимо поджидающего тебя в подъезде счастья, не признав его в чертах местного алкаша. Но еще труднее… В общем, понятно.

Лада легла на диван, убивая по памяти всех паразитов, которые могли бы, но не позвонили ей. Телефон молчал.

Обазарист – адепт базара. Мэтр тусовки, герцог трепа. Человек, отвлекающий тебя от дела, в одну секунду настраивая на свою волну, по которой тебе, хочешь – не хочешь, придется нестись, как на серфинге. Что это дает? Ничего. Все не так скучно.

«Долюшка русская, долюшка женская» – нужно ждать, стариться у телефона, пускать корни, прирастая к дивану. Можно отрастить ногти или отпустить волосы, можно не мыться или поселиться в ванне. Можно написать роман и венок сонетов. Можно перепутать чужие кармы и перепланировать на свой лад будущее планеты, перемешать предсказания, сны, мечты, одинокие ночные вскрики да сексуальные фантазии и еще много чего.

Но это не изменит ожидания. Ожидания – насекомого, жующему тебя своими жвалами, вонзающему жала. Насекомого о миллионе черных тел с клешнями и ложноножками. Ждать – значит жать; выжимать, это желанье дать, отдать и отдаться без остатка. Но опять-таки, нужно ждать своей очереди, когда освободится очередной страстеприемник, пожиратель чужих чувств, опустошитель всего и вся.

Нет, надо чем-то заняться. Полить цветы. Купить новый купальник. А то вдруг кто-нибудь, наконец, догадается пригласить на Вуоксу или хотя бы в Кавголово. Лето, на улице градусов тридцать жары. Можно убрать комнату, сделать новую прическу и макияж. А потом сидеть накрашенной куклой посреди этого великолепия. Можно спасти мир, выбросить елку, можно съездить к детям или, наконец, устроиться на работу. Можно еще поучаствовать в мистерии.

Вспомнился давний случай, когда она вроде совсем уже прошла на главную роль в каком-то грандиозном проекте, готовившемся на Пушкинской лет десять назад. Но так и не дождалась звонка от режиссера. Хотя, может быть, это были не режиссер. Может, он был псих, прожектер или обазарист.

Наконец-то она нашла нужное слово. Словолитня Лады Дан работала неспешно, выплавляя неологизмы штучным товаром, единственным в своем роде произведением. «Обазарист» было ее последним открытием.

Да, именно с обазаристом, высушенном, как вобла на Одесском привозе, познакомилась Лада еще в старом Сайгоне. Не в этом, новорусском, а в настоящем, где варили классный кофе и собирались хипы. Оказавшийся художником обазарист поставил чашку на столик, где уже устроилась Лада, и, заглядывая в глаза, предложил вырезать ее из рисунка реальности.

Да, Лада была уверена, что он именно так и выразился. Конечно, она понятия не имела, что это значит, но на всякий случай сказала «нет». Хотя это мало что изменило, он все равно не слушал, наверное, ему вообще не нужно было ничье согласие. Он взял чистый листок бумаги и начал вырезать на нем профиль с длинными прямыми волосами.

– Ваши волосы, большая редкость, милая леди, абсолютно прямые. Правда, таких волос нынче днем с огнем не сыскать. Волосы русалки, подлинно. Вы, должно быть, из Прибалтики? В Литве полно русалок. Интересно, ваши предки… – он ловко орудовал ножницами.

– Моя мама наполовину латышка, – Лада начинала сердиться. Борьба за места у столов в Сайгоне в последнее время приобретала характер боевых действий, не исключено, что и старикашка в конечном итоге хотел избавиться от соседки.

– Да, да… возможно… Вы не обращали внимания, что похожи на каменных девушек с Садовой? Думаю, это не случайно. Так как грядут интересные события и можно будет принять в них участие. Как вы смотрите на то, чтобы сыграть роль в предстоящей мистерии?

– А что за мистерия? Вы режиссер?

Он уже закончил ее изображение и нацелился прикрепить его теперь к листу цветной бумаги канцелярской скрепкой.

– Я, скорее, ассистент режиссера, – он достал уже слегка потрескавшийся рисунок с изображением странного двухголового мужчины, сидящего на камне и о чем-то напряженно думающего, отчего его правая голова оперлась на кулак, в то время как левая то ли считала ворон, то ли просто пьяно орала песни. – Вот режиссер. А мистерия будет и правда впечатляющей. Это я вам обещаю.

– На Пушкинской? – Лада вспомнила, что действительно, скоро «Пушкинская, 10» и фонд «Свободная культура» справляет свой очередной день рождения. Почему бы и не мистерией? Она взяла в руки фотографию и принялась рассматривать ее. Двухголовый явно нравился. Задумчивая голова его была головой интеллигента: длинные черные волосы выдавали богемный склад ума, зеленоватые глаза смотрели вполне дружелюбно, в то время как вторая голова принадлежала явно анархисту и раздолбаю. Всклокоченные волосы, разбитые очки, широкие кустистые брови. Да, этот тип мог бы, наверное, примкнуть к футуристам или организовать философский диспут за ларьками на Сенной. Наверное, фотограф, выполнивший этот коллаж, хорошо знал двойственную натуру своей модели, если изобразил его таким образом.