Майкл Мэнсон - Грот Дайомы

Лисичка, склонившись к ее ногам, шнуровала сандалии из золотистой, в цвет тунике, кожи. У них был высокий каблук, что придает женским ногам соблазнительное изящество и стройность, розы из мелких изумрудов, обрамлявшие носки, и длинные шелковые ленты, коими надлежало многократно обвить лодыжку и голень, завязав изящным узлом под коленом. Лисичка была мастерица вывязывать хитрые узелки – вероятно, такое уменье сохранилось у нее с прошлых времен, когда она ловко путала следы в дубовых аквилонских лесах. Но теперь ее задачи были сложнее, намного сложнее!

Потрепав ее по медовым волосам, Владычица снова заглянула в зеркало. Ее киммериец уже пробудился и теперь сидел, протирая кулаками глаза. С каждым движением мускулы, будто гладкие змеи, переползали от плеча к локтю, темные встрепанные волосы свешивались на лоб, четко очерченные губы кривились в зевоте.

«Милый! – подумала она, ощущая вкус его поцелуев. – Милый, ты не должен торопиться. Я еще не готова!»

Но он уже встал и принялся натягивать свою отвратительную одежду – рубаху из парусины, которой можно было бы ободрать полировку с мебели, штаны, вонючую куртку бычьей кожи и сапоги, годившиеся разве что для заточки ножей – столь шероховатыми и грубыми были их голенища. Потом он перетянул талию ремнем и сунул за него кинжал с двумя крупными рубинами на рукояти и россыпью фиолетовых аметистов – единственную вещь, которая не оскорбляла взора Владычицы своим безобразием.

«Еще немного, – промелькнуло у нее в голове, – еще немного, и ты оденешь бархат и шелка, милый! Да, бархат и шелка, и тонкие кружева, и драгоценности, каких не видел ни один король, ни один принц твоих варварских земель!»

Ее прическа уже была завершена: корону из рыжих локонов венчала маленькая брильянтовая диадема, на чистый высокий лоб спускалась цепочка с лунным камнем, ее символом, знаком ее власти над снами и иллюзиями, подаренным самой Иштар. Невольно она взмолилась к ней, испрашивая покровительства в любви и в то же время размышляя о своем киммерийце. Как все-таки удержать его? Великолепием и красотой? Богатством и негой? Изысканными любовными ласками?

Она предчувствовала, что даже готова применить силу… Не только силу над миром сновидений, дарованную ей богами, но и обыкновенную грубую силу, дремавшую сейчас в самой дальней камере ее огромного дворца. И, будто ощутив это ее намерение, Серый Камень дрогнул на железном постаменте, и в сердцевине его, твердой и крепкой, промелькнула искра. Впрочем, она тут же исчезла, и камень вновь стал камнем – бесформенным, шероховатым и грубым, размером в шесть с половиной локтей и цветом, напоминавшим серое ненастное небо. Безжизненный обломок по-прежнему стыл в своем подземелье, холодный и мертвый, угрюмый, как породившая его скала; лежал и ждал своего часа. И час этот приближался.

Но еще не наступил! Не наступил, ибо Владычица не явилась пока избраннику своему во всем блеске прелести и красоты, во всем могуществе и силе, во всем богатстве и власти. Быть может, он соблазнится чем-нибудь? Не властью, так красотой, не силой, так богатством…

Голубка набросила ей на плечи великолепную мантию, расшитую изображениями лунного серпа, из тонкой ткани дзонна, которую не умели ткать ни в древней Стигии, ни в изысканном Офире, ни в далеком Кхитае. И немудрено – в ткань эту, вместе с нитями паутины, вплетали серебряные лучи луны.

Лисичка и Белочка суетились вокруг Владычицы, надевая на пальцы ее драгоценные перстни, на шею – изумрудное ожерелье, на запястья – браслеты из бледносияющего орихалка. Обезьянка, как было велено, держала зеркало; и там, в прозрачной глубине кристалла, маячила темная мужская фигура, бредущая к побережью. Он шел туда, куда она сказала: к бухте, простиравшейся за белыми клыками рифов, к утесам, что высились справа от воды, и к гроту, зиявшему в скалистой стене. К ее гроту.

В уши Владычицы вдели серьги – изумруды в оправе из брильянтов, две крохотные звездочки, сиявшие зеленым и белым. Теперь она была готова! Распахнулись тяжелые створки дверей ее личного чертога, вспыхнули огни в тысяче светильников, выстроились слуги и стражи, блестя одеждами и доспехами, полилась негромкая мелодия флейт. И под их нежные звуки Владычица направилась к мраморным ступеням, ведущим наверх, к просторному гроту на морском берегу.

– Рубите мачты, ребята, и снасти рубите тоже! – бурчал Конан, пробираясь по песку, заваленному камнями, увядшими листьями пальм, водорослями и обломками раковин. Он старался не глядеть в ту сторону, где на рифе застыли жалкие останки «Тигрицы»; это зрелище не прибавляло ему хорошего настроения. Солнце шло на закат, и от скал и истерзанной пальмовой рощи уже протянулись длинные тени. Пора было позаботиться и о ночлеге! А также – о пище и вине.

Как там сказала зеленоглазая девчонка? Встань лицом к воде, и справа будут скалы, а в них – пещера… Да, пещера, где живет Владычица… Видать, дома поприличней у нее нет, коль ютится в дыре под скалами… Или усадьба ее разрушена бурей? Кром, даже крепостные стены и башни не устояли бы в такой ураган! Ладно, прах и пепел с этими стенами и башнями; сохранился бы погреб! В погребах держат припасы: нежную копченую свинину, говяжьи ребра и ляжки, бараньи туши, колбасы и овечий сыр, муку и мед, орехи, сушеные фрукты и вино… Особенно вино, размышлял Конан, надеясь, что у Владычицы острова хватило ума попрятать все съедобное, что нашлось в доме – в погреб или в пещеру, все равно. Он сильно проголодался, ибо любовные утехи всегда разжигают аппетит, но ужинать сырой олениной ему не хотелось. Да и зачем? Ведь рыжая – перед тем, как исчезнуть, – сказала, что Владычица ждет гостя в своем гроте и готовит целый пир. Конан же был не из тех людей, что являются на пиры сытыми.

Однако, шагая вдоль скалистой стены, он размышлял не об одном лишь мясе, хлебе и крепких напитках; его томило любопытство и желание узнать, сколько у местной Владычицы таких пригожих служаночек, как та рыжая.

Побыла она с ним недолго, но вроде бы осталась довольной, а потом исчезла, шепнув насчет грота и намечавшегося торжества. Видать, госпожа ее была женщиной гостеприимной и к странникам относилась с доверием – иначе с чего бы ей посылать красивую служанку в утешение мореходу, выброшенному на остров ветрами и волнами?

Грот Конану удалось найти без труда. Небольшая округлая бухта, при входе в которую потерпела крушение «Тигрица», открывалась на запад, и последние солнечные лучи высветили обширный проем в скальной стене. Теперь он понимал, почему рыжая сказала «грот», а не «пещера». В пещеры ведут узкие ходы, тоннели либо незаметные расселины в горах; в пещерах темно, точно в брюхе Нергала, мрачно, сыро и холодно; в пещерах чувствуешь, как давит сверху громада камня и земли. Иное дело грот, открытый солнцу и ветрам, светлый, с широченным входом, с полом, усыпанным мягким песком. Обнаружив его, Конан сразу же заметил, что внутри, напротив входного проема, что-то мерцает и посверкивает – да так, что больно глазам.