Илья Крымов - Дети Силаны. Натянутая паутина. Том 1

Дирижабли выправили курс, стабилизировали угол крена относительно земли, стрелки́ навели орудия, и обстрел продолжился. Я подошел к переговорным трубам.

– Связист, передай на «Вечный голод» мой приказ: огонь из всех орудий! Из всех!

Один дирижабль класса «Император» нес на борту столько же орудий основного калибра, сколько три «Тирана», вместе взятые. Еще на нем были скорострельные автоматические «Онзай» и, конечно, два монструозных «Сотрясателя» в передней части «сигары» – два осадных орудия, предназначенных для пробивания стен самых современных крепостей.

Внизу разливалось море разноцветного магического огня. Зелено-сине-фиолетово-красно-оранжево-золотистое море. Клубящиеся потоки Темноты тем не менее тянулись вверх и в стороны, она была противна этому миру, она была его старой болезнью, а огонь служил лекарством. Наводчики били в основание, в пространственную аномалию, сквозь которую выливался нескончаемый черный поток, они пытались «запихать» туда как можно больше металла и огня, чтобы Темная Мать подавилась. Снаряды пронзали ее плоть, как дым, а она выла и визжала на тысячи голосов, рычала и ревела. Оглушительно громыхнуло – один из «Сотрясателей» проснулся. Стрелять из обоих орудий сразу категорически воспрещалось, иначе даже «Голод» могло разорвать на части.

Этот кошмар продолжался почти двадцать минут. Снарядов, уложенных в Квартале Теней, хватило бы, чтобы сровнять с землей всю столицу, и адмирал намеревался уже отдать приказ бомбардировать цель, как только крюйт-камеры опустеют, но этого не понадобилось. Потоки Темноты, тянувшиеся в сторону Императорского дворца и расползавшиеся по земле, постепенно начали терять прежнюю прыть. Раскаленными ударами артиллерия загоняла непрошеную гостью обратно в ее мир, и та с тоской и обидой вынуждена была подчиняться. Она уходила прочь, на прощанье посылая мне «воздушный поцелуй». Темнота была многогранна, одна ее часть могла стремиться пожрать твою душу, а другая в это время кокетничала и заигрывала, маня сладкими посулами. Никаких противоречий, никакого смущения, таковой она являлась еще до Эпохи первых песен.

– Не могу поверить! Они стоят! Эти столбы стоят!

Да, они стояли. Посреди изуродованного, изрытого воронками и заполненного огненным морем пустыря высился одинокий островок, на котором был выстроен пентагон из пяти кварцевых обелисков с запертыми внутри магами-отступниками. Темная Мать оставила для себя маленькую дверку, обещая прийти в следующий раз. Быть может, через триста лет, быть может, через пятьсот, но она пообещала вернуться, когда умрет следующий Император.

– У меня еще есть бомбы. – Адмирал понимал ситуацию точно так же, как я. – Думаете, она сможет так же защищать это место с другой стороны? Может, произвести бомбардировку?

– Вряд ли это принесет пользу. Маги пытались уничтожить эти обелиски по-разному, но не преуспели.

– Ох, вот как… – Старый адмирал медленно сел в кресло и зачиркал спичкой. – Вот как, м-м-мать. Ну что ж, я свое дело сделал, дальше вы сами вертитесь.

– Ваше высокопревосходительство, – обратился старпом, – маги сообщают, что снимают оцепление.

– Было оцепление? – удивился я.

– Так точно, тан Великий Дознаватель. В общей сложности сто пятьдесят магов, вися в небе над нами, образовали круг, и пока мы вели огонь, они готовили ритуал изгнания. К счастью, мы справились, опасность миновала.

– Вы знали, что у нас есть подстраховка, адмирал? – спросил я.

Август Кродер безразлично пожал плечами и выдохнул облачко табачного дыма, хотя на капитанском мостике курить строго воспрещалось, а в следующий момент его эмоции испарились. Вот так, глядя сквозь потрескавшееся стекло вперед, на хмурый близкий горизонт, он умер с осознанием того, что исполнил свой долг и что служба его имела наивысшее значение до самой последней секунды.

– Старший помощник.

– Тан Великий Дознаватель?

– Принимайте командование и ведите дирижабли на место постоянной дислокации. Господин адмирал только что скончался.

– Пять часов, хозяин, время пить чай.

Себастина подошла к небольшому круглому столику, неся поднос, на котором приборы не издавали ни единого звука. В чашку тончайшего фарфора сначала была залита теплая вода, чтобы осторожно нагреть хрупкий материал, а затем полился ароматный чай. Моя горничная не предложила ни молока, ни сливок, прекрасно зная, что я этого не люблю, опустила в чай кусочек сахара и половину лимонной дольки.

– Что ты думаешь о жизни и смерти, Себастина?

– Я думаю, что нужно защищать вашу жизнь как можно дольше.

– Потому что моя смерть обозначит конец и твоего существования?

– Нет, хозяин. Я не дорожу своим существованием, ибо оно есть не что иное, как придаток. – Открылась вазочка с песочным печеньем, вазочка с джемом. – Служение – это смысл моего существования. Служение, а не выживание.

Ей было легко, она не умела сомневаться, не принимала мучительных решений, просто получала приказы и неукоснительно исполняла их. Если же возникала непредвиденная ситуация, мое благополучие диктовало Себастине оптимальную линию поведения, которой она придерживалась едва ли не против моей собственной воли.

Сам же я задумывался о смерти все чаще. Говорят, что когда уходит старик, это естественно, это легче принять, нет чувства несправедливости, как когда погибает молодой. Но это не так. Личная привязанность является единственным критерием, обусловливающим силу скорби. При условии, что такие эфемерные материи вообще можно подчинить системе вычислений.

К чему это я? Ах да! На меня была возложена обязанность руководить погребальными мероприятиями, так как я оказался единственным, кто знал имя почившего. По тэнкрисской традиции это считалось обстоятельством, имевшим сакральное значение. Первый хранитель имени был у каждого тэнкриса. Ему доверяли честь оберегать в секрете имя новорожденного вплоть до пятилетия оного, дабы имени того не узнала Темнота. Считалось, что это помогало оградить неокрепшее существо от поползновений Вечно Голодной. С владыками Мескии все обстояло не так, их имена оставались государственной тайной на протяжении всей жизни и даже после нее.

Накрытое магическим стазисом тело Императора было доступно для скорбящих в течение семидневной панихиды. Погруженный в серебряный гроб, отделанный перламутровыми вставками, Император возлежал на ложе из белоснежных лилий, и сотни тысяч подданных приехали со всех концов Мескии, чтобы преклонить колени перед ним.

– Настали черные дни! Владыка мира мертв! Наш гордый повелитель ушел от нас! Он был нашим солнцем, светочем, указывавшим путь! Отцом народов и пиком всех мыслимых амбиций! Империя осталась вдовой, а мы осиротели, когда он покинул нас! Но даже за самой темной ночью грядет новый рассвет, и недолго нам оставаться сиротами! Наступит час – и новый Император воссядет на древнейшем из престолов! Проводите ушедшего молитвами, утрите слезы и встретьте нового повелителя клятвой верности, ибо так было, есть и будет тысячи лет! Одна Меския – и один Император!