Людмила Безусенко - Лучшие застольные песни

И стала теща
Зятьев за стол сажать.
Хомка сел
И Пахомка сел,
И Гришка сел,
И Гаврюшка сел,
И Макарка сел,
И Захарка сел,
«Зятюшка Ванюшка,
Поди вот тут сядь!»

Стала теща зятьев
Вином потчевать:
Хомке рюмка,
И Пахомке рюмка,
И Гаврюшке рюмка,
И Макарке рюмка,
И Захарке рюмка,
Зятюшке Ванюшке —
Рюмочка с лучшим винцом!

Стала теща с зятьев
Деньги обирать:
С Хомки — рубь
И с Пахомки — рубь,
И с Гришки — рубь,
И с Гаврюшки — рубь,
И с Макарки — рубь,
И с Захарки — рубь,
С зятюшки Ванюшки —
Пара серебра!

Стала теща
Зятьев провожать:
И Хомку — в шею,
И Пахомку — в шею,
И Гаврюшку — в шею,
И Макарку — в шею,
И Захарку — в шею,
А зятюшку Ванюшку —
За светлые волоса!

Я с комариком, я с комариком,
Ах, с комариком плясала,
С комариком плясала.

Мне комар ножку, мне комар ножку,
Ах, комар ножку отдавил,
Комар ножку отдавил.

Все суставчики, все суставчики,
Ах, все суставчики повредил,
Суставчики повредил.

Я кричала же, я кричала же,
Ах, кричала я матери,
Кричала я матери:

«Ты подай, мати, ты подай, мати,
Ах, подай, мати, косаря,
Подай, мати, косаря.

Ах, казнить-рубить, ах, казнить-рубить,
Казнить-рубить комара,
Казнить-рубить комара».

Покатилася, покатилася,
Ах, покатилася голова.
Покатилася голова.

Вдоль широкого, вдоль широкого,
Ах, вдоль широкого двора,
Вдоль широкого двора.

Все под новые, все под новые,
Ах, под новые ворота,
Под новые ворота.

Эх ты, сукин сын, камаринский мужик,
Заголил штаны — по улице бежит.
Он бежит, бежит, покрехтывает,
Свои штаники подергивает.

Снова пьяненький камаринский мужик
У трактира с полбутылкою лежит.
Все репьи собрал поддевкою,
Подпоясанной веревкою.

Картузишко нахлобучив набекрень,
У трактира отирается весь день.
Бороденочка козлиная —
Не короткая, не длинная.

Эх ты, сукин сын, камаринский мужик,
Заголил штаны — по улице бежит.
Ждет в трактире, кто бы водочки поднес,
Получает же одни щелчки под нос.

Ой же, ой же вы, комарики-рики,
Деревушка небольшая у реки.
Мужики там безлошадные,
Но до водки дюже жадные.

Ух, ух, лопатешки мои,
Что вы ходите как будто не туды?
Вы меня совсем не держите,
Упаду — вы не поддержите.

Эй, ухнем!
Эй, ухнем!
Еще разик, еще раз!
Разовьем мы березу,
Разовьем мы кудряву!
Ай-да, да ай-да, ай-да, да ай-да,
Разовьем мы кудряву.
Мы по бережку идем,
Песню солнышку поем.
Ай-да, да ай-да, ай-да, да ай-да,
Песню солнышку поем.
Эй, эй, тяни канат сильней!
Песню солнышку поем.
Эй, ухнем!
Эй, ухнем!
Еще разик, еще раз!
Эх ты, Волга, мать-река,
Широка и глубока,
Ай-да, да ай-да, ай-да, да ай-да,
Широка и глубока.
Эй, ухнем!
Эй, ухнем!
Еще разик, еще раз!
Эй, ухнем!
Эй, ухнем!

Ой, да вечер, да не вечор,
Мне малым-мало спалось.
Мне малым-мало спалось,
Ой, да во сне привиделось.

Мне во сне привиделось:
Будто бы конь мой вороной,
Ой, разыгрался, расплясался,
Разрезвился подо мной.

Ой, налетели ветры буйны
Да с восточной стороны,
И сорвали черну шапку
С моей буйной головы.

Ой, отрывался лук звончатый
Да с могучего плеча.
Ой, рассыпались каленые стрелы
Прямо по сырой земле.

А есаул догадлив был,
Он сумел сон разгадать:
Ой, пропадет, он говорил,
Твоя буйна голова.

Ой, пропадет, он говорил,
Твоя буйна голова.
Ой, отрывался лук звончатый —
Это мне казнену быть.

Ой, рассыпались каленые стрелы —
Это казаки твои.
Ой, да и все-то, что ни есть, они
Во побеги побегут. [12] Песня была популярна в 1840–1860-х годах в студенческой среде. Позднее — среди ссыльных и заключенных. Записан текст в 1846 году.

Раскинулось море широко,
И волны бушуют вдали.
«Товарищ, мы едем далеко,
Подальше от нашей земли».

«Товарищ, я вахты не в силах стоять,—
Сказал кочегар кочегару,—
Огни в моих топках совсем не горят,
В котлах не сдержать мне уж пару.

Пойди заяви ты, что я заболел
И вахту, не кончив, бросаю.
Весь потом истек, от жары изнемог,
Работать нет сил — умираю».

На палубу вышел — сознанья уж нет,
В глазах его все помутилось,
Увидел на миг ослепительный свет,
Упал. Сердце больше не билось.

Проститься с товарищем утром пришли
Матросы, друзья кочегара,
Последний подарок ему поднесли —
Колосник обгорелый и ржавый.

Напрасно старушка ждет сына домой,
Ей скажут, она зарыдает…
А волны бегут от винта за кормой,
И след их вдали пропадает. [13] «Раскинулось море широко» является народной переработкой матросской песни, созданной накануне 1900 г. поэтом-любителем Г. Зубаревым на основе стихотворения Н. Щербины (1821–1869) «Моряк». Песня была пулярна в исполнении Л. Утесова.

Солнце всходит и заходит,
Да в тюрьме моей темно,

Днем и ночью часовые
Да э-эх!
Стерегут мое окно.

Как хотите стерегите,
Я и сам не убегу,

Хоть мне хочется на волю,
Да э-эх!
Цепь порвать я не могу.

Да уж вы, цепи, мои цепи,
Цепи — железны сторожа.

Не порвать вас, не порезать
Да э-эх!
Истомилась вся душа!

Солнца луч уж не заглянет,
Птиц не слышны голоса…

Как цветок и в сердце вянет
Да э-эх!
Не глядели бы глаза! [14] Имеются песенные варианты. Записывалась в 1880-х годах как «народная босяцкая» или «новая народная песня». Приписывалась М. Горькому, которому, вероятно, сообщил песню С. Скиталец (С. П. Петров). Иногда приписывается Н. Красовскому. Исполнялась на мотив «Черного ворона». Имеются переработки на польском и болгарском.

По диким степям Забайкалья,
Где золото роют в горах,
Бродяга, судьбу проклиная,
Тащился с сумой на плечах.

Идет он густою тайгою,
Где пташки одни лишь поют,
Котел его сбоку тревожит,
Сухие коты ноги бьют.

На нем рубашонка худая,
Со множеством разных заплат,
Шапчонка на нем арестанта
И серый тюремный халат.