Людмила Безусенко - Лучшие застольные песни

Бежал из тюрьмы темной ночью,
В тюрьме он за правду страдал.
Идти дальше нет больше мочи —
Пред ним расстилался Байкал.

Бродяга к Байкалу подходит,
Рыбацкую лодку берет
И грустную песню заводит —
Про родину что-то поет:

«Оставил жену молодую
И малых оставил детей,
Теперь я иду наудачу,
Бог знает, увижусь ли с ней!»

Бродяга Байкал переехал,
Навстречу — родимая мать.
«Ах, здравствуй, ах, здравствуй, мамаша.
Здоров ли отец, хочу знать?»

«Отец твой давно уж в могиле,
Сырою землею зарыт,
А брат твой давно уж в Сибири,
Давно кандалами гремит.

Пойдем же, пойдем, мой сыночек,
Пойдем же в курень наш родной,
Жена там по мужу скучает
И плачут детишки гурьбой». [15] Песня стала широко известна с начала 1900-х годов. Однако в тюремной среде в Сибири она бытовала еще в 80-е годы XIX века. Авторство достоверно не установлено. Ко́ты — род теплой обуви.

Пуля просвистела, в грудь попала мне,
Но умчался я на лихом коне.
Шашкою меня комиссар достал —
Покачнулся я и с коня упал.

Припев :
Ой-йо, да только конь мой вороной.
Ой-йо, да обрез стальной.
Ой-йо, лес, густой туман.
Ой-йо, да только батька-атаман.

Со свинцом в груди я пришел с войны,
Привязал коня, лег возле жены.
Часа не прошло, комиссар пришел,
Отвязал коня и жену увел.

Припев .

Шашку со стены да рубаху снял.
Хату подпалил да обрез достал.
Привык в дебрях жить, доживать свой крест.
Много нас тогда уходило в лес.

Припев .

Я возьму обрез, да пойду с обрезом в лес.
Буду там гулять, комиссаров стрелять.
Сила обреза да кусок свинца,
На курок нажал — вот и нету молодца.

Припев .

Не брани меня, родная,
Что я так его люблю,
Скучно, грустно, дорогая,
Жить одной мне без него.

Скучно, грустно, дорогая,
Жить одной мне без него.

Я не знаю, что ж такое
Вдруг случилося со мной,
Что ж так рвется ретивое
И терзаюсь я тоской.

Что ж так бьется ретивое,
И терзаюсь я тоской.

Все оно во мне изныло,
Вся горю я, как огнем.
Все немило, все постыло,
И страдаю я по нем.

В ясны дни и темны ночи,
И во сне, и наяву,
Слезы мне туманят очи,
Все летела б я к нему.

Мне не нужны все наряды,
Ленты, камни и парчи,
Кудри молодца и взгляды
Сердце бедное зажгли.

Сжалься, сжалься же, родная,
Перестань меня бранить;
Знать, судьба моя такая,
Что должна его любить…

Последний час разлуки
С тобой, мой дорогой,
Не вижу, кроме скуки,
Отрады никакой.

Ничто меня не тешит,
Ничто не веселит,
Одно лишь утешенье —
Мил плакать не велит.

Гуляла я в садочке,
В дубраве зеленой,
Искала те следочки,
Где мил гулял со мной.

Садилась под кусточек
На мягкую траву,
Сидели две голубки
На яблоньке в саду.

Одна из них вспорхнула
И скрылась вдалеке,
А я, млада, вздохнула
О миленьком дружке.

Ты где ж, моя отрада,
Сережа-пастушок?
Ходил ко мне от стада
На крутый бережок,

Играл он, моя радость,
В серебряный рожок,
И сладко целовался
Со мною мой дружок.

Прощай, мой друг Сережа,
И вспомни об мне
В последний час разлуки
На дальней стороне!

Пчелочка златая, что же ты не жужжишь, жужжишь,
Ой, жаль, жалко мне, что ж ты не жужжишь? [16] Отсюда каждая строка повторяется два раза.

Около летаешь, прочь ты не летишь
Ой, около летаешь, прочь ты не летишь-летишь,
Ой, жаль, жалко мне, прочь ты не летишь.

У моей у Маши губы, как пушок,
Ой, у моей у Маши губы, как пушок-пушок.

Любить ее можно — целовать нельзя,
Ой, любить ее можно — целовать нельзя-нельзя,
Ой, жаль, жалко мне — целовать нельзя.

Возьму поцелую, — врешь ты, не умрешь,
Ой, возьму поцелую, — врешь ты, не умрешь, не умрешь,
Ой, жаль, жалко мне — врешь ты, не умрешь.

Старый муж, грозный муж,
Режь меня, жги меня:
Я тверда; не боюсь
Ни ножа, ни огня.

Ненавижу тебя,
Презираю тебя;
Я другого люблю,
Умираю любя.

Режь меня, жги меня,
Не скажу ничего;
Старый муж, грозный муж,
Не узнаешь его.

Он свежее весны,
Жарче летнего дня;
Как он молод и смел!
Как он любит меня!

Как ласкала его
Я в ночной тишине!
Как смеялись тогда
Мы твоей седине!

Вот мчится тройка удалая
Вдоль по дорожке столбовой,
И колокольчик, дар Валдая,
Звенит уныло под дугой.

Ямщик лихой — он встал с полночи, —
Ему взгрустнулося в тиши,
И он запел про ясны очи,
Про очи девицы-души.

Вы, очи, очи голубые,
Вы сокрушили молодца,
Зачем, о люди, люди злые!
Вы их разрознили сердца?

Теперь я горький сиротина!
И вдруг махнул по всем по трем,
И тройкой тешился детина —
И заливался соловьем.

Я любила его
Жарче дня и огня,
Как другим не любить
Никогда, никогда!

Только с ним лишь одним
Я на свете жила;
Ему душу мою,
Ему жизнь отдала!

Что за ночь, за луна,
Когда друга я жду,
Вся бледна, холодна,
Замираю, дрожу.

Вот идет он, поет:
«Где ты, зорька моя?»
Вот он руку берет,
Вот целует меня!

Милый друг, погаси
Поцелуи твои!
И без них при тебе
Огнь пылает в крови.

И без них при тебе
Жжет румянец лицо,
И волнуется грудь,
И кипит горячо;

И блистают глаза
Лучезарной звездой!..
Я жила для него!..
Я любила душой!..

«Ах, где ты, голубь, был,
Где, сизенький, побывал?» —
«У голубушки своей в гостях
Я на правом крыле спал,

Сверху левым ее обнимал.
Вдруг проснулся голубок —
Голубушки со мной нет!
Полечу я за ней вслед,

Взовьюсь, голубь, высоко,
Опущусь на гору.
Из-под горки ключ бежит,
Тут голубушка моя лежит!

Знаю, знаю, кто ее убил:
Злой охотник из ружья,
Он тут ружьица пытал
И в голубушку мою попал».