Людмила Безусенко - Лучшие застольные песни

Не гляди же с тоской на дорогу
И за тройкой вослед не спеши,
И тоскливую в сердце тревогу
Поскорей навсегда заглуши!

Не нагнать тебе бешеной тройки:
Кони крепки, и сыты, и бойки,
И ямщик под хмельком, и к другой
Мчится вихрем корнет молодой… [52] Музыку на эти стихи писали также композиторы Н. Леонтьев и М. Бернард. Текст часто использовался для сочинения политических пародий.

Ехал из ярмарки ухарь-купец,
Ухарь-купец, удалой молодец.
Стал он на двор лошадей покормить,
Вздумал деревню гульбой удивить.
В красной рубашке, кудряв и румян,
Вышел на улицу, весел и пьян.
Собрал он девок-красавиц в кружок,
Выхватил с звонкой казной кошелек.
Потчует старых и малых вином:
«Пей-пропивай! Поживем — наживем!..»
Морщатся девки, до донышка пьют,
Шутят и пляшут, и песни поют.
Ухарь-купец подпевает-свистит,
Оземь ногой молодецки стучит.
Синее небо и сумрак, и тишь,
Смотрится в воду зеленый камыш.
Полосы света по речке лежат,
В золоте тучки над лесом горят.
Девичья пляска при зорьке видна,
Девичья песня за речкой слышна,
По лугу льется, по чаще лесной…
Там услыхал ее сторож седой;
Белый, как лунь, он под дубом стоит,
Дуб не шелохнется, сторож молчит.
К девке стыдливой купец пристает,
Обнял, целует и руки ей жмет.
Рвется красотка за девичий круг:
Совестно ей от родных и подруг.
Смотрят подруги — их зависть берет:
Вот, мол, упрямице счастье идет.
Девкин отец свое дело смекнул,
Локтем жену торопливо толкнул.
Сед он и рваная шапка на нем,
Глазом мигнул — и пропал за углом.
Девкина мать расторопна, смела,
С вкрадчивой речью к купцу подошла:
«Полно, касатик, отстань — не балуй!
Девки моей не позорь, не целуй!»
Ухарь-купец позвенел серебром:
«Нет, так не надо… другую найдем!..»
Вырвалась девка, хотела бежать,
Мать ей велела на месте стоять.

Звездная ночь и ясна, и тепла,
Девичья песня давно замерла.
Шепчет нахмуренный лес над водой,
Ветром шатает камыш молодой.
Синяя туча над лесом плывет,
Темную зелень огнем обдает.
В крайней избушке не гаснет ночник,
Спит на печи подгулявший старик.
Спит в зипунишке и в старых лаптях,
Рваная шапка комком в головах.
Молится Богу старуха жена,
Плакать бы надо — не плачет она.
Дочь их, красавица, поздно пришла,
Полный подол серебра принесла.
Что тут за диво? И замуж пойдет…
То-то, чай, деток на путь наведет!
Кем ты, люд бедный, на свет порожден?
Кем ты на гибель и срам осужден? [53] Некоторые исследователи считают автором текста К. Рылеева, а композитором Я. Пригожего.

В одной знакомой улице
Я помню старый дом
С высокой темной лестницей,
С завешанным окном.

Там огонек, как звездочка,
До полночи светил,
И ветер занавескою
Тихонько шевелил.

Никто не знал, какая там
Затворница жила,
Какая сила тайная
Меня туда влекла,

И что за чудо-девушка
В заветный час ночной
Меня встречала, бледная,
С распущенной косой.

Какие речи детские
Она твердила мне:
О жизни неизведанной,
О дальней стороне.

Как не по-детски пламенно,
Прильнув к устам моим,
Она, дрожа, шептала мне:
«Послушай, убежим!

Мы будем птицы вольные —
Забудем гордый свет…
Где нет людей прощающих,
Туда возврата нет…»

И тихо слезы капали —
И поцелуй звучал…
И ветер занавескою
Тревожно колыхал. [54] «Затворница» была необычайно популярна в прошлом веке среди студенческой молодежи и революционеров-подпольщиков, вкладывавших какой-то свой особый смысл в незатейливые слова «и что за сила тайная меня туда влекла…». То было время тайных обществ, жертвенного служения идеям народного счастья. Текст послужил основой для популярной в жанре русский шансон песни «На Арсенальной улице».

Рябины лист колышет ветер,
Тропинка вдаль уводит нас…
А кто-то третий, а кто-то третий
С тропинки той не сводит глаз.

Луна за речкой ярко светит,
Волна сливается с волной…
А кто-то третий, а кто-то третий
Один остался за рекой.

Мы завтра вновь с тобою встретим
За речкой зореньки восход…
А кто-то третий, а кто-то третий
Вновь до рассвета не уснет.

Нет, нелегко на белом свете
Свою судьбу — любовь — найти.
Еще трудней остаться третьим
На долгом жизненном пути.

Виновата ли я, виновата ли я,
Виновата ли я, что люблю?
Виновата ли я, что мой голос дрожал,
Когда пела я песню ему?

Целовал-миловал, целовал-миловал,
Говорил, что я буду его.
А я верила все и, как роза, цвела,
Потому что любила его.

Ой ты, мама моя! Ой ты, мама моя,
Отпусти ты меня погулять!
Ночью звезды горят, ночью ласки дарят,
Ночью все о любви говорят.

Виновата сама, виновата во всем,
Еще хочешь себя оправдать!
Так зачем же, зачем в эту лунную ночь
Позволяла себя целовать?

Виновата ли я, виновата ли я,
Виновата ли я, что люблю?
Виновата ли я, что мой голос дрожал,
Когда пела я песню ему?

Шумел камыш, деревья гнулись,
А ночка темная была.
Одна возлюбленная пара
Всю ночь гуляла до утра.

А поутру они вставали:
Кругом — помятая трава…
Да не одна трава помята —
Помята молодость моя.

Придешь домой, а дома спросят:
«Где ты гуляла, где была?»
А ты скажи: «В саду гуляла,
Домой тропинки не нашла».

А если дома ругать будут,
То приходи опять сюда…
Она пришла: его там нету,
Его не будет никогда.

Она платком глаза закрыла
И громко плакать начала:
«Куда ж краса моя девалась?
Кому ж я счастье отдала?..»

Шумел камыш, деревья гнулись,
А ночка темная была.
Одна возлюбленная пара
Всю ночь гуляла до утра.

— Не шей ты мне, матушка,
Красный сарафан,
Не входи, родимая,
Попусту в изъян.

Рано мою косыньку
На две расплетать.
Прикажи мне русую
В ленту убирать!