Сказки народов Сибири

Вышел Чичкан из белого шатра, увидал против двери золотую коновязь. У коновязи — Гнедой. Сбруя на нём шита жемчугом, седло бронзовыми бляшками украшено.

Чичкан кругом посмотрел — долина будто снегом заметена — белых овец не сосчитать, а впереди барашек с волосяным арканом. На холмах красные стада, на горах несметные табуны.

Выпрямился Чичкан, голову выше поднял, по-богатырски закричал, по-орлиному заклекотал! Приложил к губам маленький железный комус, густая песня через все долины протянулась. Двухструнный топшур взял — лёгкая песня по холмам разлилась.

Эту светлую песнь услыхали пастухи Ер-Боко-каана, на чистый голос прискакали. Увидели они неисчислимые стада, белый шатёр и Гнедого в затканной жемчугом сбруе. Повернули пастухи коней, помчались обратно к своему стойбищу.

Ер-Боко-каан, о Чичкане услыхав, как река, забурлил, как лёд, затрещал. На золотом ложе ему не лежится — постель будто раскалённый камень. Ни пить, ни есть не может, будто кость застряла в горле. Вскочил на своего солового коня, как буря, помчался, как вихрь, на вершину горы взлетел, стойбище Чичкана увидел и горько-ядовито закричал:

— У коровы длинный хвост, только шерсть на нём короткая. Мышонок-Чичкан раскинул шатёр, да не жить ему здесь! Завтра на восходе солнца мой отцовский лук покажет свою мощь, мои могучие руки силу свою испытают. Выходи, Чичкан, на смертный бой. Твой шатёр сожгу, твой скот заколю, в котлах сварю, своих воинов потешу. Мне, великому хану, и тебе, жалкому Мышонку-Чичкану, на одной земле не жить!

Сказал, дёрнул повод коня и, не дожидаясь ответа, ускакал.

Заблеяли овцы, замычали коровы, лошади заржали:

— Нет у нас ни когтей, ни клыков, помоги нам Чичкан-богатырь!

Чичкан лука и стрел в руках никогда не держал, воевать нигде не учился. Жалобно-горько он заплакал:

— Оглянусь назад — кроме тени, нет ничего; руки подниму — только за уши ухватиться можно. Нет у меня отца, он помог бы, нету матери, она пожалела бы… Птенцу, выпавшему из гнезда, не спастись от ястреба, сироте беззащитному войско ханское не одолеть… Бегите отсюда, белые отары, красные стада, быстрые табуны. Я один Ер-Боко-каана встречу, я один буду с Ер-Боко-кааном биться, пока хватит сил.

Ещё не умолк этот громкий плач, как послышался голос медведя-великана:

— Возьми, Чичкан, свой синий топор, свой стальной нож. Нарежь крепкие гибкие ветки, согни тугие луки, стяни их звенящей тугой тетивой. Заостри стволы пихт — они будут нам копьями, наломай веток орешника — они будут нам стрелами.

Весь день до ночи работал Чичкан, всю ночь при свете костра трудился. Но вот будто богатырь распахнул на груди тёмную шубу — открылись взгляду плечи гор на западе. Посветлело небо и на востоке. Выпрямился Чичкан и увидал медведя-великана. Вместе с алой зарёй он на стойбище шёл.

За большим медведем шли сурки в жёлтых дохах, за сурками медленно, вразвалку, двигались серые барсуки, за барсуками, подталкивая их, спешили росомахи с круглыми щитами на черной спине, за росомахами шагали медведи в бурых тулупах.

Малые пики и луки пришлись впору суркам, оружие потяжелее взяли барсуки и росомахи. Тяжёлые копья легко, играючи, медведи подняли.

Как огненный бубен, выкатилось на небо утреннее солнце. Вместе с солнцем двинулся к стойбищу Чичкана Ер-Боко-каан со своим непобедимым войском. Звеня бронзовыми доспехами, вызывали воины Чичкана сироту на бой.

— Ложись! — приказал зверям большой медведь.

Впереди залегли сурки и барсуки, за сурками притаились в густой траве росомахи, позади росомах, в тени деревьев, заняли места медведи.

С одного края этого войска чёрно-жёлтый большой медведь встал, с другого — Чичкан на Гнедом.

В небе солнце поднялось; в долину воины Ер-Боко-каана спустились.

Большой медведь дал ханскому войску близко-близко подойти, да вдруг как рявкнет:

— Ма-маш!

Все звери, как один, вскочили. Ер-Боко-каан едва успел коня осадить. Стрелы, как молнии, воинов разят, пики без промаха колют. Глаза зверей синим пламенем полыхают, дыхание их расстилается, как густой туман.

— Э, маш-кондутеер! Вперёд! Вперёд! — приказал медведь.

Сурки свистнули, барсуки хрюкнули, росомахи зарычали, медведи заревели и ринулись на ханское войско.

— Ойто-кайрааа! Назад! Назад! — взвизгнул Ер-Боко-каан.

Но звери его приказа не послушались, только ещё свирепее зубами лязгнули. Ер-Боко-каан дёрнул повод коня, зверям спину показал, за ним побежали непобедимые воины.

Реки выходили из берегов, когда это войско бродом шло, камни дымились и рассыпались золой, когда по суше бежало.

Своими пятками свой белый шатёр, сундуки с добром Ер-Боко-каан в пыль истолок.

Ни моря, ни скалы остановить этих воинов не могли.

К какому краю земли отступил Ер-Боко-каан, где он свою смерть нашёл, только два чёрных ворона могли бы сказать, да мы языка их не понимаем, двух светлых росинок нам испить не довелось. И теперь даже имя Ер-Боко-каана позабыто.

Однако хорошо помнят на Алтае: в беде помог сироте Чичкану спереди жёлтый, как день, сзади чёрный, как ночь, медведь-великан. С той поры и до наших светлых дней, память о нём уважая, старики сказители зовут медведя дядей. Добрым словом поминают сухого, как осенний лист, старика Танзагана, отцом алтайцев его называют.

Жил на Алтае храбрый богатырь Ару-Мёндюр. Сердце его страха не знало, тело его усталости не испытывало.

Полюбил богатырь красивую девушку Чечек.

— Давай жить в одном аиле, — сказал ей. — Давай разведём свой костёр…

Девушка ответила светлой улыбкой: согласна. Но что скажет отец? Отдаст ли он её в жены Ару-Мёндюру?

Поехал парень к отцу Чечек. Аракой старика угощает, хорошие речи заводит. Старик араку не пьёт, единственную дочь из своего аила отпускать не желает.

Но Ару-Мёндюр не уходит, согласия на свадьбу с Чечек добивается.

Три дня он в аиле сидел, старика уговаривал. На четвёртый день старик сказал:

— Ладно. Если привезёшь мне два клыка чудовища Кара-Кула, Чечек будет твоя. Мне надо подпереть теми клыками свой старый аил. Семьдесят богатырей к Чечек сватались — ни один моего желания не исполнил. Может, ты привезёшь клыки…

Богатырь Ару-Мёндюр слова «нет» не знал, цели своей всегда достигал.

— Хорошо! — сказал он. — Клыки привезу.

Надел стальной панцирь, взял боевой лук, сделанный из рогов горного козла туу-теке, наполнил берестяной колчан стрелами и поехал.

По широкой долине, над которой сорока не могла пролететь, богатырь промчался. Через высокий хребет, через который орёл не мог перелететь, он переехал. Деревья ему ветками махали, птицы весёлые песни пели: все успеха желали.