Фазил Юлдаш - Алпамыш

— Для чего мне подан этот конь гнедой?
В путь зачем пускаться за своей бедой?
Чую наперед я свой конец худой!..
Что с моим отцом случилось, — не пойму!
Расцвела, как поза, я в родном дому, —
Неужель достанусь калмык утому?
Сердца моего да не сгорит юрта,
Пусть она не рухнет, не стоит пуста!
Слишком рано роза сорвана с куста!
Как листок осенний, стану я желта!..
Что с моим отцом случилось, не пойму!..
Верной мужу быть всегда жена должна,
Но при нем вазиром быть она должна, —
Держит мужа ум в своих руках жена.
Если муж решил вступить на ложный путь,
Трудно ли жене придумать что-нибудь,
Обмануть его, на верный путь вернуть?
Что с моим отцом случилось, не пойму!
Матушка, послушай дочь свою Барчин!
Если ей румянец алой розы дан,
Пусть не пожелтеет, как сухой шафран.
Что с моим отцом случилось, не пойму!..
Снарядила ты напрасно мне коня.
На чужбину, мать, не увози меня!
Дочь свою за слово дерзкое прости, —
Увезешь — смотри, из рук не упусти.
Неужель не можешь ты меня спасти?
Ты свое дитя заставила рыдать, —
Родину свою должна я покидать,
Вряд ли вновь ее придется увидать!
Что с моим отцом случилось, не пойму!..
Школьных не увижу я друзей своих,
Жить придется мне средь калмык ов чужих.
Много бед мы все натерпимся от них!
Розы по весне румяно зацветут,
Соловьи, любовью пьяны, запоют,
Только я веселой песни не спою, —
Я, бедняжка, слезы горькие пролью
Там, в стране калмыцкой, в том чужом краю.
Там похороню я красоту свою!
Калмык испокойно жить нам не дадут,
Будут притеснять, жестоко угнетут,
Вашу дочь, быть может, в рабство продадут!
Чем же, мать моя, нам худо было тут?..
Что с моим отцом случилось, не пойму, —
Образумь его, вазиром будь ему!

— Э, Барчин, доверься матери своей.
Сердце без причин не рви на сто частей.
Белый свет увидев, станешь веселей,
В странствиях узнаешь много новостей.
Калмык инас примут, как своих гостей.
А пройдут года — в родной вернешься край,
И тогда с друзьями школьными играй.
Ой, дитя мое, живи — не умирай!
Ты еще всего не можешь понимать,
Юный ум незрел, нельзя ему внимать,
Пожалей себя, не мучь родную мать!
Доченька моя, утешься, ободрись,
Ты отцовской мудрой воле покорись,
С участью своей на время примирись, —
На коня садись, мой стройный кипарис!
Слушай, Барчин-гуль, что я тебе скажу:
Я тебя, дитя, чем хочешь, ублажу.
Как невесту, в путь-дорогу снаряжу.
К счастью, может быть, нежданный наш отъезд.
Разве ты одна с родных уходишь мест?
Мало ль вас, красавиц, молодых невест?
Почему же их тоска-печаль не ест?
Посмотри на сверстниц, — шутки, песни, смех, —
Что же ты одна несчастна среди всех?
От всего народа нам нельзя отстать.
Пожалей, дитя, свою старуху-мать, —
Плакать перестань, — на иноходца сядь!
Свет в моей юрте убогой не гаси.
От обид и горя бог тебя спаси!
Все, о чем мечтала, у меня проси.
Я тебя утешу в прихоти любой.
Родинку иметь ты хочешь над губой, —
Щечку я тебе надрежу [8] Речь идет об искусственной родинке — «холь», делая которую, надрезают или накалывают кожу в нужном месте, чтобы пустить под нее краску. — бог с тобой!
Только не упрямься — на коня садись…
Э, дитя, твои косички расплелись,
Шелковой волнистой пряжей развились, —
Дай-ка я твою головку причешу,
У тебя, дитя, загадку я спрошу —
Может быть, тебя немного рассмешу:
Если бы за каждый волос брать калым,
Сколько взять калыма за Барчин-аим?
Беден был бы мир со всем скотом своим!.
Что в твоем сердечке, твой отец не знал,
Как я ни просила, — он не уступал,
Снарядиться в путь, не медля, приказал.
Коль откочевать решили в край иной
Десять тысяч юрт — весь наш народ родной,
Можно ли тебе остаться тут одной?
Знай, мое дитя, — мне тоже тяжело,
Только все равно придется сесть в седло!
Пусть от дум твоя не сохнет голова, —
Год иль два пройдут, иль даже дважды два,
Ты в Конграт вернешься, только будь жива!
Вещие мои да сбудутся слова!
Птицей быстрокрылой ты, дитя, была, —
Горе надломило легкие крыла.
Резвым скакуном, тулпаром ты была, —
Но копыта сбились — ты изнемогла.
А теперь, дитя, благоразумной будь,
Не горюй, не плачь, — пора нам ехать в путь.

Для задержек людям больше нет причин.
Шестьдесят верблюдов-наров подают,
И на них грузят приданое Барчин.
Соблюдал свое величье Байсары, —
И установил обычай Байсары:
Он две конных пушки у себя имел —
Перед откочевкой он стрелять велел.

Двинулись в дорогу люди Байсары.
Высокопородны все и матер ы—
Первыми пошли верблюды Байсары.
Меж одним верблюдом и другим — аркан,
Каравану вслед шагает караван.
Вьюки на горбах — паласы да ковры,
Много в них атласа, бархата, парчи.
Мало ли добра имеют байбачи!
Только скорбь влюбленных не изгонишь прочь:
Едет Барчин-ай, печалясь день и ночь.
Байсары не знает, как печальна дочь,
Если бы и знал, не мог бы ей помочь!..

Едут люди, едут много дней подряд.
Родины утрата — горше всех утрат.
Далеко остался их родной Конграт,
И калмыцкий край — далеко, говорят.
Истомились люди телом и душой, —
Как-то примет их калмыцкий край чужой?
Не на г оре ли пустились в путь большой?
Нет теперь хозяев у родной земли!
Сколько дней тащиться по степной пыли?
Девяносто гор в пути перевали!
Едет и в уныньи думает народ:
«Что с Байсуном ныне?» — думает народ,
«Станет он пустыней! — думает народ, —
Проклят будь кривой, коварный небосвод!
Должен стать пришельцем вольный скотовод.
Калмык урабом не станет ли узбек?
Если край отцов покинул человек,
Значит, сам себе он голову отсек!..»
Днем идут, а ночью — станут на ночлег,
До зари поспят — и снова в путь с утра;
Перевалят гору — новая гора.
Э, не ведать шаху Байбури добра!
Далека страна родная, далека!
Истинно, печаль скитальцев велика,
Доля чужака, где б ни был он, — горька!
Но уж, коль судьба такая суждена,
Скоро ль, наконец, калмыцкая страна?..
Едет Ай-Барчин, тоской удручена,
Едет меж прислужниц-девушек она.
Сорок с ней подруг, но всех милей одна, —
Как с родной сестрой, она с Суксур дружна.
Сердце открывает сверстнице своей,
Неразлучна с ней, с наперсницей своей…