И. Кон - Секс и эротика в русской традиционной культуре
- Название:Секс и эротика в русской традиционной культуре
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Ладомир
- Год:1996
- Город:Москва
- ISBN:5-86218-218-7
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
И. Кон - Секс и эротика в русской традиционной культуре краткое содержание
В сборнике исследуются исторические корни фольклорной эротики и ее место в традиционной культуре русского и других славянских народов. В большинстве статей широко использованы неизвестные ранее материалы (древнерусские рукописные и археологические источники, архивные и полевые записи). Особое внимание уделено миру женщины и его отражению в фольклоре, мифологии, обрядах, традиционной символике.
Секс и эротика в русской традиционной культуре - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
«Зелия» упоминаются в древнерусских исповедных книгах значительно реже абортов, а об иных способах предохранения на Руси, по-видимому, известно было мало. Так, в травниках XV–XVII вв. нет упоминаний о гомеопатических контрацептивах, блокирующих овуляцию. [145] Кон И. С. Введение в сексологию. М., 1988. С. 110.
Аборт и позже был главным средством регулирования рождаемости в деревнях, где все жили по принципу «отцы и деды наши не знали этого, да жили же не хуже нашего». [146] Минх Н. А. Народные обычаи, обряды, суеверия и предрассудки крестьян Саратовской губернии. СПб., 1890. С. 13.
Никаких противозачаточных тампонов, кондомов из бычьих кишок и часто использовавшихся — как показали исследования истории сексуальной этики в католических странах Западной Европы — физиологических методов предохранения, [147] Фландрен Ж. — Л. Семья: родня, дом, секс при «старом порядке» // Идеология феодального общества в Западной Европе: Проблемы культуры и социально-культурных представлений средневековья в современной зарубежной историографии. М., 1980. С. 260–272.
на Руси и в Московии известно не было.
Умелые ворожеи обучали женщин преступной «хытрости», как «спакостить дитя в собе», [148] Апокрифические молитвы XV в. // Тихонравов Н. С. Памятники отреченной русской литературы. СПб., 1863. С. 358.
а исповедники только и успевали выспрашивать прихожанок, «<���с>колико убили в собе детей». [149] Сборн. рук. Кир. — Белоз. б-ки. XV в. // РО РНБ. Q. п. 2. № 6/1083. Л. 112об.; ПДРЦУЛ. Вып. 2. СПб., 1896. С. 189; Требник 1580 г. // НМ. SMS. № 171. Л. 153 п.
Действия самих «вражалиц», «обавниц», «потворниц», «чародейниц» — всех тех, кого церковники именовали бабы богомерзкие , совершавших, по сути дела, греховное дело или же по меньшей мере провоцировавших на него женщин, — не были включены в список уголовно наказуемых деяний светских законов и крайне редко упоминались в законах церковных. Наиболее распространенной карой за потворничество детоубийству и производству абортов в допетровской Руси было отлучение от причастия на 15 лет и многочисленные поклоны [150] См., напр.: Требник 1580 г. // HM. SMS. № 171. Л. 249 пр. Требник 1540 г. // HL. VВІ. № 15. С. 432 п.
— в то время как в Западной Европе того же времени эти преступления приравнивались к ведовству и карались очень жестоко (вплоть до сожжения знахарки на костре).
Обращает на себя внимание и то, что церковные деятели относили вопрос о числе деторождений в семье к компетенции исключительно женщин. Конечно, даже в современных семьях, где многие проблемы обсуждаются коллегиально, решение о том, сохранять ли ребенка, остается за будущей матерью. Вероятно, и несколько столетий назад, как бы ни беспрекословно было подчинение жены своему супругу, вопрос о том, избавляться от плода или оставлять его, решался ею же. На это указывает отсутствие упоминаний в древнерусских памятниках о coitus interruptus, равно как их глухое молчание по поводу роли мужа и вообще мужчины в решении вопроса о числе детей.
Иное дело — интенсивность самой сексуальной жизни брачных пар в Древней Руси, частота разрешенных церковью «съвокуплений». При строгом соблюдении христианских запретов на интимные отношения у женщин (и супругов вообще) в средневековой Руси и Московии Нового времени должно было оставаться не более 5–6 дней в месяц. [151] За вычетом многодневных «больших» постов, «постных» дней на неделе — сред и пятниц, а также ежемесячных дней женской «нечистоты», Подробнее о таких подсчетах см.: Flandin J. — L. Un temps pour embrasser. Paris, 1983. P. 56–57.
О культуре эротических приготовлений к интимным отношениям у русов и московитов X–XVII вв. данных почти нет. Известно, что предосудительными считались любые обнажения («ничто же пред очесы человеческими обнажит, еже обыкновение и естество сокровенно имети хочет», [152] Епифаний Славинецкий. Гражданство обычаев детских // Буш B. В. Памятники старинного русского воспитания. Пг., 1918. С. 330.
и потому «наложение» бритвы даже на «браду», а тем более волосяной покров в иных частях тела, считалось проявлением «бесстыдства». В этом смысле примечательным представляется замечание тверского купца Афанасия Никитина о женщинах в Индии: их обычай «сбривать на собе все волосы», особенно «хде стыд», показался ему отвратительным. [153] Хождение за три моря Афанасия Никитина. 1466–1472. М., 1960. C. 63.
Русский фольклор же — в том числе поздний, XIX в., — зафиксировал распространенность таких случаев. [154] «Баба-яга, костяная нога, жопа лилейная, пизда стриженая». Carey С. Р. 44.
На основе иконографических (изображения «блудниц») и фольклорных данных можно очертить вкратце и тот тип физического сложения женщины, который считался сексуальным: большая грудь («титки по пуду»), нежная («лилейная») кожа, широкая вагина («с решето», «стань на край, да ногой болтай»). [155] Carey С. Р. 57–58.
Как и у многих народов, у русов и московитов выражением мужской силы в фольклоре представал мощный фаллос, однако в некоторых поговорках и присловьях присутствовало разумно-спокойное отношение к его величине: «Маленький кляпок два раза поебет — на то же наведет», «Маленький хуек, а в пизде королек», «Не ложкой — а едоком, не хуем — а ебаком!» и др. [156] Там же. С. 70, 73.
Главной формой супружеских ласк были, вероятно, поцелуи. Как элемент любовной игры (в том числе супружеской) поцелуй (лобзанье) был издревле известен и ее участникам, и древнерусским дидактикам. [157] У многих народов, в том числе с развитой сексуальной культурой, он отсутствовал или почти отсутствовал. См.: Нюрон К. Культурно-исторический очерк о поцелуях. СПб., 1908.
Любопытно, что между его типами в сознании средневековых русов существовали определенные отличия. Так, известен тип поцелуя, схожего с родственным, дружеским, предполагавший прикосновение губами, «дух в себе удержав». Например, широко практиковавшийся в Московии XVI–XVII вв. «поцелуйный обряд» (когда среди пира хозяин позволял дорогому гостю поцеловать свою жену и замужних невесток «в уста») [158] Олеарий А. Указ. соч. С. 205. Котошихин Г. Указ. соч. С. 147–148; Павел Алеппский. Путешествие антиохийского патриарха Макария в Россию в половине XVII в. Вып. 4. М., 1898. С. 164.
предполагал выражение через поцелуй эмоциональной расположенности, родственной близости. [159] Подробнее о семантике поцелуя см.: Байбурин А. К., Топорков А. Λ. У истоков этикета. Л., 1990. С. 51–59.
«Смазанная», весьма сильно трансформированная сексуальность этого ритуала, бывшего для женщины подчас отнюдь не из приятных, противостояла сексуальности явной, в любовном лобзанье. Если судить по назидательным текстам, любовный поцелуй был отличным от ритуальноэтикетного тем, что совершавшие его позволяли себе «губами плюскати» — чмокать, шлепать губами, целуясь открытым ртом. В XVI в. в некоторых покаянных сборниках такой поцелуй именовался «татарским», [160] ПЛДР. Середина XVI в. М., 1985. С. 72; Исповедь. С. 166 (наказание — 12 дней «сухояста» «о хлебе и воде»).
а к XVIII в. получил название «французского». [161] Герберштейн сообщал, что не только к особым поцелуям, но вообще к «извращенному любострастию» русские приобщились благодаря татарам (Герберштейн С. Записки о Московии. М., 1988. С. 167). В этом отразилось стремление приписывать воспрещенные формы сексуальной практики иностранцам, типичное для многих христианских культур. См. подробнее: Levin Е. Op. cit. Р. 175.
Сами отличия терминов — поцелуй и лобзанье , хотя они иногда и использовались как синонимы — отражают дифференциацию этих слов по смыслу. Этимология корня цел- в слове поцелуй, связанная с идеей целостности, свидетельствует о том, что поцелуй нес пожелание быть цельным и здоровым. [162] Лабутанская В. А. Невербальное поведение. Ростов, 1986. С. 18; Байбурин А. К., Топорков А. Л. Указ. соч. С. 52.
Этимология слова лобзанье — иная, и связывается она с сексуальным подтекстом, глаголами «лизать», «лакать», существительным «лобъзъ» — губа. [163] Преображенский А. Этимологический словарь русского языка. Т. 1. М., 1910–1914. С. 461–462.
Не случайно этические правила средневекового русского монашества допускали поцелуи дружбы и привязанности, но не допускали лобзанья «мнихом» женщины, в том числе матери. [164] Требник 1580 г. // НМ. SUS. № 171. Л. 272 л.
Интервал:
Закладка: