Мэри Рено - Тесей. Царь должен умереть. Бык из моря (сборник)

Мне понравилась подобная хватка, и я научил ее всему, что умел сам. И когда она стала вождем «грифонов», то часто приходила за советом. Я предупредил ее однажды, что один из их юношей боится быка; и когда они отдали его зверю и подыскали парня получше, она связала их клятвой, как это сделали мы, и уже два месяца все «грифоны» оставались живы. Поэтому люди привыкли видеть нас за разговором. Ей я рассказал все – кроме того, что являюсь любовником повелительницы. Фалестра предпочитала дев, однако я давно понял, что ни одной женщине не нравится слышать, что ты предпочитаешь другую.

Выслушав, она от радости сделала сальто на месте – потому что все еще оставалась дикаркой и не умела себя вести. Но дурой она не была. Потрещав о родных горах и друзьях, куда теперь ей приоткрывалась дорога, она деловым голосом потребовала у меня лук, которым владела лучше остального оружия. Я обещал найти; верные царю телохранители уже помогали нам и доставляли хорошее оружие из верхнего арсенала. Она молила о разрешении рассказать обо всем «грифонам», утверждая, что у них нет секретов друг от друга, я подумал, что это говорит в их пользу, и разрешил. Вскоре о подготовке узнали все отряды, присягнувшие на верность друг другу. Что касается остальных, я подумал: пусть воюют, когда придет час, но лучше не полагаться на их язык.

Словом, закваска безмолвно бродила. А тайну берегли люди, чьи жизненные нити переплелись в жгут. Если ты подведешь своих, значит в следующий раз бык будет искать именно тебя. Узнать осведомленных можно было, только приглядевшись к глазам – и то если знать заранее.

Теперь мы начали переносить оружие на Бычий двор. Мы с Аминтором показали остальным парням из числа «журавлей» и еще троим или четверым предводителям отрядов путь через хранилище: наши друзья-телохранители прятали оружие под ним. Было холодно, и хламиды позволяли нам укрывать оружие, хотя концы древков копий и дротиков все равно приходилось спиливать. Критские луки невелики и как раз подходят для женщин. Девушки прятали оружие во всяких щелях и ямах под полом.

Ариадна объявила критянам свое предсказание. Полная гордости, она рассказывала мне, как говорила оборванными фразами: не слишком-то понятными, но многозначительными, как потом закатила глаза и осела на бок, прямо посреди гадов, лишенных ядовитых зубов, и, очнувшись, поинтересовалась, о чем говорила. Кроме того, она велела одной доверенной старухе слушать, что говорят, и напоминать о кольце, брошенном мною в воду. Вскоре потребуется предупреждать вождей племен и кланов.

Весна рано приходит на Крит. В расписных вазах в палатах дворца заблагоухали нарциссы и ветки миндаля, молодые люди украсили головы фиалками, а знатные жены разодели кукол мужского пола, которыми будут тешиться до середины лета, а потом повесят их на плодовых деревьях: они играют в жертвоприношение, как и во все остальное. Солнце пригревало сильнее, снег отходил все выше, к вершинам гор. С юга задувал теплый ветер, море притихло и успокоилось.

Я посещал пиры во дворце, иногда встречал на них жонглера, или танцора, или девушку с учеными птицами, а то и сказителя, явившегося из-за моря. Я подходил к ним, если мог, чтобы они слышали мое имя и эллинскую речь. Однако вестей из Афин все не было.

Шли дни, и цветы миндаля в расписных вазах начали осыпаться на крашеные плитки пола. Внезапно скончался от неясной болезни муж царского рода, владевший землей возле Феста, – после того, как отказался продать свои владения Астериону; перепуганный наследник немедленно расстался с поместьем. Коренные критяне перешептывались в уголках и вспоминали долгие повествования о прежних днях. На Бычьем дворе танцоры то и дело сближали головы – как часто бывает в этом месте, полном слухов и интриг. Но тот, кто сумел бы подслушать их, узнал бы только об их родне и доме, о том, как тают, разливаясь ручейками, снега. Дни шли. И однажды ночью я услыхал стон ветра над рогатыми кровлями Лабиринта – задул южный ветер, закрывающий критские воды для кораблей с севера.

Я лежал на спине с открытыми глазами и слушал. Наконец вблизи мелькнула тень: на Бычьем дворе всегда кто-нибудь бродит после того, как погаснут светильники. Это оказался Аминтор. Пригнувшись ко мне, он сказал:

– Ветер начался в этом году рано, Тесей. На целую половину луны, как говорят критяне. Это мойра, ничего не поделаешь. Придется действовать лишь собственными силами.

Я отвечал:

– Придется. Возможно, брат Гелики не сумел добраться до Афин.

Критяне уже с неделю ожидали прихода этого ветра. Однако Аминтор бился под моей рукой на Истме и в Аттике и теперь старался спасти мою честь.

На следующий день на Бычьем дворе Фалестра отвела меня в сторону:

– Что случилось, Тесей? Ты словно бы приуныл. Никто не думает о тебе плохо потому, что задул ветер. Ты хорошо придумал с эллинскими кораблями. Рассказ этот подбодрил нас и укрепил сердцем, но теперь в этой хитрости нет нужды. – Она, как парень, хлопнула меня по плечу и отошла. Но, как и она сама, я ощущал, что тень легла на Бычий двор.

Я не торопился на следующую встречу в подземелье, где хранился архив. Но Перим только кивнул мне с мрачной ухмылкой, словно бы мы выиграли спор. Он был законником, как говорят на Кипре, и в силу этого всегда ожидал худшего. Я оправдался перед ним тем, что ничего не обещал. Перим проговорил:

– У моего сына есть план. Быть может, он простоват, но сойдет за неимением лучшего. – В голосе его не было радости, а в глазах угадывались гордость и горе.

Вперед вышел его сын, воин – звали его Электрион, – среди пыльных полок и старинных пергаментов он казался зимородком на сухом дереве. Неяркий язычок светильника играл на ожерелье из розового хрусталя и наручнях из инкрустированной бронзы; юбку украшали ярко-зеленые жуки – в Египте их сушат и используют вместо драгоценных камней; пахло от него гиацинтами. Он сказал, что, если умрет важный муж из числа сторонников Астериона, все они отправятся его хоронить, и мы сумеем беспрепятственно захватить Лабиринт, воспользовавшись их отсутствием.

– Хорошая мысль, – проговорил я. – Кто-нибудь из них заболел?

Он расхохотался, блеснув белыми зубами. На Крите есть такая смола, которую все жуют, чтобы очистить зубы.

– Да, Фотий прихворнул, хотя еще не подозревает об этом.

Так звали куратора телохранителей Астериона, сложенного как эллин, рослого мужа с расплющенным в кулачном поединке носом. Я поднял брови и поинтересовался:

– Как это можно сделать?

– О! Фотий весьма печется о своем здоровье. Единственный способ – открыто вызвать его на поединок; я рассчитываю, что он предпочтет копье.

Я и не знал, что на Крите еще не забыли про поединки из-за смертельного оскорбления, однако сразу же подумал, что Электрион незаменим для нас. Но он был старше меня на пять лет, и я мог только спросить: