Колин Маккалоу - Путь Моргана

– Интересно, как называется эта тварь? – спросил Ричард Тэффи Эдмундса, когда одна из ящериц важно проползла мимо их навеса, не повернув уродливой головы.

– По-моему, к ней надо обращаться «сэр», – откликнулся Тэффи.

Точильщикам всегда хватало работы – тупые топоры продолжали приносить со всех сторон, а к концу февраля разгрузили и пилы. На западном берегу бухты уже начали работать лесопилки, на восточном берегу под них рыли ямы, выбирая из земли многочисленные камни. Возникло новое затруднение: срубленные деревья, очищенные от коры, никак не удавалось распилить даже на горбыли. Их древесина не только истекала соком, но и была твердой, как железо. Пильщикам приходилось так тяжело, что губернатор распорядился выдавать им дополнительно хлеб и солод. Это вызвало возмущение у рядовых пехотинцев, забывших, что им выдают масло, муку и ром помимо хлеба и солонины. Пехотинцы бушевали, требуя отменить «привилегии» каторжников. Только благодаря майору Россу и строжайшей дисциплине их удавалось держать в узде, но основным средством убеждения служили розги, и вскоре пехотинцы вновь начали жаловаться – на то, что их подвергают порке чаще, чем каторжников.

Увидев пилы, Ричард пал духом. На кораблях было всего сто семьдесят пять ручных и двадцать продольных, предназначенных для распилки деревьев вдоль волокон. Твердая древесина местных пород не поддавалась, и это означало, что каждое дерево предстояло срубить топором, а потом разрубить им же на части. Оба вида пил должны были быть изготовлены из лучшей стали, но, как всегда, подрядчик сжульничал и закупил никуда не годные инструменты. За долгие месяцы, проведенные в море, пилы покрылись ржавчиной, а сурьмяного масла не нашлось ни на одном из кораблей.

Двадцать пять ручных пил и пять продольных увез лейтенант Филипп Гидли Кинг на остров Норфолк: в середине февраля «Запас» отправился туда, чтобы основать отдельное поселение. По словам капитана Кука, на острове в изобилии росли лен, пригодный для изготовления парусины, и огромные сосны для корабельных мачт.

– Сэр, у меня опускаются руки, – признался Ричард майору Россу. – Я сам сделал наждачную бумагу и счистил почти всю ржавчину, а пилы по-прежнему неровные. От ржавчины их могла бы предохранить ворвань, но у нас ее нет. А масло, которое у нас есть, превращается в клей, как только пилы нагреваются при работе. Мне нужно такое вещество, как ворвань или жидкая сурьма. Пилы изготовлены из настолько непрочной стали, что могут сломаться, если нам и впредь придется пилить такое твердое дерево. У нас пятнадцать маховых пил, но одновременно работают лишь четырнадцать – их поочередно приходится точить, поскольку зубья быстро тупятся и гнутся. Но прежде всего, сэр, нам необходимо средство от ржавчины.

Росс помрачнел: те же слова он слышал от других пильщиков.

– Придется искать какое-нибудь местное вещество, – решил он. – Врач Боуэс Смит вечно собирает древесный сок, вываривает корни и листья – вероятно, готовит лекарственные снадобья или даже эликсир жизни. Дай мне одну из ржавых ручных пил, и я попрошу его поэкспериментировать.

И майор ушел. Ричард искренне сочувствовал ему: Росс был прирожденным вожаком, но не признавал человеческих слабостей, особенно слабостей его подчиненных. Когда они выходили из повиновения, Росс не стеснялся подвергать их телесным наказаниям. А когда наказать требовалось каторжника, Россу было достаточно намекнуть об этом губернатору. В довершение всех бед Росса постоянно преследовали молнии: его овцы, находящиеся в загоне под деревом, погибли в грозу, а потом сгорел шатер вместе с большинством бумаг и отчетов. Глядя вслед майору, обладавшему безупречной военной выправкой, Ричард думал о том, что без него хаос в Порт-Джексоне продолжался бы и по сей день. Губернатор был идеалистом, а его помощник – реалистом.

К навесу, под которым работал Ричард, пристроили еще один, крытый корой, а в помощь ему дали двух каторжников – Недди Перрота и Джоба Холлистера. Билли Эрл, Джонни Кросс и Джимми Прайс теперь работали вместе с Биллом Уайтингом на губернаторских складах, и только Джо Лонг оставался без привилегированной работы. Ричард раздобыл мотыгу вдобавок к заступу и велел Джо разбить огород возле их хижины, надеясь, что никто не поручит Джо другую работу и не проявит любопытство: всем было известно, насколько простодушен и нерасторопен этот паренек. Но если Джо останется в хижине, несъедобное имущество отряда будет в безопасности. В лагере так часто случались кражи припасов, что все мужчины и женщины носили пайки с собой на работу и не спускали с них глаз. Чаще всего каторжники воровали еду друг у друга, поэтому губернатор и пехотинцы смотрели на эти проступки сквозь пальцы.

Сильные отбирали провизию у слабых и больных товарищей по несчастью.

Дизентерия вспыхнула через две недели после высадки на берег. Подозрения Ричарда насчет воды в ручье оправдались, хотя для врачей было непостижимо, что могло загрязнить ее в этом девственном лесу. Оставалось предположить, что вода Нового Южного Уэльса не для английских желудков. Трое каторжников в палатке-лазарете умерли, вскоре для больных пришлось ставить еще одну палатку. Распространенным явлением стала и цинга: сальная кожа и хромота выдавали больных задолго до того, как у них начинали кровоточить и опухать десны. У Ричарда еще оставался солод, и беречь его не было необходимости: лейтенант Ферзер с губернаторского склада так ценил своих помощниковкаторжников, что исподтишка снабжал их солодом. Такой фаворитизм был неизбежен, особенно в тяжелые времена лишений.

– Но если понадобится, – непререкаемым тоном объявил Ричард своим товарищам, – мы будем есть кислую капусту – даже если для этого мне придется связывать вас и запихивать ее вам в глотку. Вспомните своих матерей: всех нас воспитывали в уверенности, что хороши лишь те лекарства, которые отличаются омерзительным вкусом. Кислая капуста – как раз такое лекарство.

В Порт-Джексоне не нашлось естественных средств от цинги в достаточных количествах, чтобы исцелить новых обитателей: лишь некоторые местные растения и ягоды не вызывали симптомов отравления. Посаженные на огороде губернатора овощи пустили ростки, увидели над собой незнакомые небеса и от огорчения увяли. Уберечь не удалось ни один из них.

Лето кончается, скоро наступит осень, думал Ричард, разглядывая семена цитрусовых, собранные еще в Рио-де-Жанейро. Значит, посеять их удастся только в сентябре или октябре, здешней весной. Кто знает, насколько холодной будет зима? В Нью-Йорке летом люди изнывают от жары, а зимой вода у берегов замерзает. Присмотревшись к туземцам, Ричард пришел к выводу, что им незнакомы морозы, но рисковать, сея драгоценные семена, не стал.