Жюльетта Бенцони - Талисман Карла Смелого

– Секундочку, План-Крепен! – вмешалась тетушка Амели. – Мне кажется, ваша удивительная память на этот раз вас подводит. Что-то мне подсказывает, что этот проходимец, говоря обо мне, не выражался так почтительно. Полагаю, он назвал меня старой ведьмой. Торжественный титул госпожи маркизы плохо вписывается в его речь.

Бедная План-Крепен покраснела до ушей, и Альдо сразу стало ее жалко.

– Оставьте ее в покое, тетушка. На ее долю выпало тяжелое испытание, и она вполне могла…

– Ты забыл, что у нашей План-Крепен феноменальная память, а я очень люблю красочные подробности. Они придают рассказу колорит, разве нет?

– Еще какой! – фыркнула Мари-Анжелин. – Разумеется, он сказал «старая ведьма», она даст им хорошие башли, а меня они кокнут, потому что в жизни не видали болтливых жмуриков.

– Да они профессионалы, эти ваши похитители! – воскликнул Адальбер. – И Ланглуа вам подтвердит, что от ушедшего в небытие никаких сведений не получишь.

После этих слов пролетел тихий ангел в строгом темном костюме. Пролетел быстро, но успел напомнить, что вскоре им предстоит откровенный разговор с начальником полиции. Все об этом вспомнили, и госпожа де Соммьер извинилась перед рассказчицей за то, что ее прервали.

– Выкладывай, что помнишь, Мари-Анжелин, – добавила она. – Отбор произведем позже.

Мари-Анжелин кивнула и продолжила рассказ. Собственно, коротко говоря, он сводился к следующему. Ехали они долго, останавливались только один раз, чтобы заправиться бензином. Похитители собрались перед автозаправкой запихнуть ее в багажник, но она пообещала устроить оглушительный скандал, если ее немедленно не напоят и не накормят.

– Я пропустила мессу, но ведь я готовилась к причастию и ничего не ела, так что просто умирала от голода и жажды. Они тут же дали мне бутерброд и кофе. Ничего не скажешь, люди предусмотрительные, у них все было с собой, даже кофе в термосе. И я пообещала, что буду вести себя тихо… Мы поехали дальше. Возможности как-то сорентироваться не было никакой, разве что становилось все холоднее, значит, мы ехали на север или на восток. Господи Боже! До чего же мне было холодно! Наконец, добрались. И заехали, судя по запаху бензина, в гараж. Тот, что был посильнее, взвалил меня себе на спину, как мешок картошки. От подобного способа передвижения меня затошнило, но, к счастью, путь был недолог. Меня свалили на пол в помещении, где было гораздо теплее и приятно пахло фруктами. Повязку с глаз сняли, и я увидела, что я нахожусь в кладовой или в погребе, вокруг громоздились решетчатые ящики с яблоками, грушами, виноградом, на полках стояли банки с соленьями. Смерть от истощения мне, стало быть, не грозила. Вошла очень толстая женщина, она явно была недовольна моим появлением, но говорила на незнакомом мне диалекте, так что я не поняла ни слова.

– Это вы-то не поняли ни слова, План-Крепен?! Вы, которая говорит уж не знаю на скольких языках? – удивилась маркиза.

– На семи. Но она говорила на местном диалекте, а я их не знаю. Продолжая выражать недовольство, толстуха принесла матрас, подушку и одеяло. Потом отвела меня в туалет, самый что ни на есть деревенский, а потом в какую-то клетушку в глубине большого темного помещения. Там стояли жестяная раковина и кран с холодной водой, но я нашла эти удобства божественными. Когда я вернулась, веревку, которой я была связана, заменили на цепь с наручниками. Другой конец цепи прикрепили к кольцу в стене над постелью. Теперь у меня хотя бы освободились руки. В качестве пожелания «доброй ночи» я получила миску горячего супа и краюшку хлеба. Потом свечу унесли, и я осталась в полной тьме, но я так устала, что мигом заснула и спала, как сурок.

Проснувшись, я чувствовала себя разбитой, словно меня хорошенько отколотили, но в помещении стало гораздо светлее. Свет проникал через фрамугу в крыше, и я поняла, что нахожусь скорее всего в старой риге, где есть еще и чердак, куда ведет источенная жучком лестница. Мне очень захотелось туда забраться, и я подумала, что так и сделаю, как только мне представится случай. Сколько прошло времени с тех пор, как меня похитили, я не знала. То ли одни сутки, то ли больше. Но главным для меня было освободиться. И в конце концов мне это удалось…

– Удалось избавиться от наручников? – переспросил Альдо, налив ей в бокал еще шампанского.

Мари-Анжелин отпила глоток и поблагодарила:

– Спасибо. Наши теперешние модницы с короткими стрижками понятия не имеют, как полезны длинные волосы…

– Надеюсь, вам не пришлось сплести из них веревку? Слава Богу, нет! Они у вас прежней длины, – успокоенно заметил Адальбер.

– Нет, мне пригодились не сами волосы, а шпильки, которыми я их закалываю. С их помощью можно совершать чудеса.

– В том числе открывать наручники?

– Именно. С этой минуты я могла освободиться в любую минуту, когда захочу.

И освободилась, как только услышала выстрелы. В доме не слышалось ни звука, и я поднялась по лестнице на чердак, чтобы посмотреть, что творится вокруг. Там было гораздо интереснее, чем в риге, где меня держали взаперти. Бог знает почему оконные петли были прекрасно смазаны. Я без труда открыла окно и вылезла на крышу. Вокруг царила полнейшая тишина, вечерело, через дорогу темнел лес, на опушке я увидела инспектора Соважоля, он двигался вперед, держа в руке пистолет. А в следующую минуту я увидела, как он упал. Наверное, от ужаса я потеряла равновесие, упала, ударилась головой и… Вот и все.

Мари-Анжелин замолчала и спокойно допила шампанское под удивленными взглядами Альдо и Адальбера.

– Неужели все? – недоверчиво осведомился Адальбер.

– Да! Вам этого мало? Сразу видно, что вы не жили в заточении под страхом смерти! Столько времени я провела в кошмаре, и в ту самую минуту, когда увидела своего спасителя, его застрелили у меня на глазах. Удар был так силен, что я лишилась сознания и в самом деле ничего не помню. Очнулась я только в монастыре Благовещения. И вы должны быть этому рады. Или вы хотели, чтобы я упала с крыши и сломала себе шею?

– Не говорите глупостей, – проворчал Адальбер, сидевший, уперев локти в колени и держа сигарету между указательным и средним пальцами. Он всеми силами старался вникнуть, что же на самом деле произошло. – Не удивляйтесь, что мы задаем себе и вам вопросы. Между вашим нахождением на крыше и вашим появлением у монахинь, которое произвело на нас незабываемое впечатление…

– Интересно, что вы пытаетесь выискать? – сердито повысила голос План-Крепен. – Хотите сказать, что монахини ряженые? Что их специально наняли, чтобы запутать следы?

– Погодите, не возмущайтесь, План-Крепен! Я хоть и не такой страстный христианин, как вы, но и мне известно, что до сих пор сохраняются монашеские ордена, где носят именно такую одежду, какую носили при основании. Например, «Милосердные дамы из Бона» носят геннин [21]и темно-синее платье со шлейфом, в каком ходила основательница Гигона Салинская. Правда, теперь они чаще всего работают сестрами милосердия и прикрепляют свой знаменитый шлейф булавкой к поясу. Вот и сестры обители Благовещения тоже носят…