Джеймс Клавелл - Сегун. Книга 3

– Что вы сказали, капитан?

– Ничего, я только подумал вслух.

– Я слышал – вы что-то говорили, ей-богу!

– Ради того же Бога, заткнись!

– Заткнуться? Мы застряли здесь до конца наших дней, с этими проклятыми японцами! Так?

– Да, так.

– Нам придется унижаться перед этими проклятыми Богом паршивыми язычниками до конца своих проклятых дней. А ведь они только и говорят, что о войне, о войне…

– Верно.

– Ах верно? – Винк трясся всем телом. Блэкторн насторожился. – Это ваша вина! Вы сказали: пойдем в Японию, и мы пришли сюда. А сколько умерло по дороге? Это ваша вина!

– К сожалению, ты прав.

– Вы сожалеете, капитан? А как мы вернемся домой? Это ваша работа – привести нас домой! Как вы собираетесь это сделать?

– Не знаю. Сюда придут и другие наши корабли, Йохан. Мы только должны подождать.

– Ждать?! Сколько же времени ждать? Пять лет? Двадцать? Боже мой, вы сами сказали, что эти дерьмоголовые готовятся воевать! – Мозг Винка переключился на другое. – Они собираются отрубить нам головы, насадить их на колья. Мы будем как те, что там. И птицы будут выклевывать нам глаза. – Взрыв безумного смеха всколыхнул все его тело, он полез рукой под свою рваную рубаху.

Блэкторн видел дуло пистолета. Ему ничего не стоило сбить Винка с ног и отобрать оружие, но он не сделал ни малейшей попытки защититься. Винк размахивал пистолетом у него перед носом, приплясывая вокруг него со зловещей безумной ухмылкой. Блэкторн ждал – он не испытывал страха, он даже надеялся на пулю. Вдруг Винк повернулся и побежал к воде. Птицы взмывали перед ним в воздух с визгом и стонами. Винк в безумном порыве пробежал по берегу шагов сто – и тяжело упал на спину. Ноги у него еще двигались, руки вздымались, он выкрикивал какие-то ругательства. Вот он перевернулся на живот, крикнул в последний раз, обратившись лицом к Блэкторну, и замер… Наступила тишина.

Когда Блэкторн подошел к Винку, пистолет был направлен прямо на него, глаза смотрели с бешеной злобой, зубы ощерены. Винк был мертв. Блэкторн закрыл ему глаза, поднял его, взвалил на плечо и пошел обратно. К нему уже бежали самураи во главе с Нагой и Ябу.

– Что случилось, Андзин-сан?

– Он сошел с ума.

– Как это? Он мертв?

– Да. Сначала надо его похоронить, потом поплывем в Эдо.

– Хай .

Блэкторн послал за лопатой и попросил оставить его одного. Он похоронил Винка выше линии прилива, на гребне, откуда видны были останки корабля. Он прочитал молитву и соорудил над могилой крест из двух обломков плавника – досок, прибитых к берегу течением. Читать молитву над покойником было для него привычным делом: много-много раз приходилось ему стоять так над телами своих товарищей. Только в этом плавании – больше ста раз, с тех пор как они покинули Нидерланды. Из всей его команды выжили только Баккус ван Некк и юнга Крок. Остальные пришли с других кораблей: немой Соломон, Ян Ропер, кок Сонк, парусный мастер Гинсель. Пять кораблей и четыреста девяносто шесть человек. И вот еще Винк… «Все умерли, кроме нас семерых. А за что?.. Чтобы быть первыми, обогнувшими земной шар?»

– Не знаю… – сказал он могиле. – Теперь уже с этим покончено…

Блэкторн привел могилу в порядок, попрощался: « Саёнара , Йохан!» – спустился к морю и, раздевшись, поплыл к останкам корабля – помыться. Он сказал Наге и Ябу, что у них такой обычай – мыться после похорон на берегу одного из команды. Капитан делает это как бы украдкой, в одиночку, если больше нет никого из команды, и море очищает его перед Богом, который тоже христианский Бог, но не совсем такой, как у христиан-иезуитов.

Он уцепился за шпангоут судна и заметил, что там уже начинают скапливаться рачки. Песок заполнил все пространство, похоронив киль на три сажени. Скоро море предъявит свои права на него и корабль исчезнет совсем. Он бесцельно посмотрел по сторонам. Спасать уже нечего…

Блэкторн поплыл к берегу, где его ждали вассалы со свежим бельем. Он оделся, засунул за пояс свои мечи и пошел обратно к галере. Около пристани его окликнул один из вассалов:

– Андзин-сан!

Почтовый голубь, преследуемый ястребом, бешено махал крыльями – он искал спасения в клетке, висевшей на чердаке самого высокого деревенского дома, расположенного на спуске к морю, – своего дома. Когда до клетки осталось ярдов сто, ястреб высоко в небе сложил крылья над добычей и камнем устремился вниз. Атака его не удалась: только облако перьев разлетелось от удара. Голубь падал и кричал, словно смертельно раненный, но перед самой землей выправился, полетел и проскользнул в отверстие в сетке. Ястреб издал свое «ёк-ёк-ёк» совсем рядом, в нескольких шагах. Все зрители обрадовались, кроме Блэкторна: его не тронули ум и смелость голубя, теперь его ничего не трогало.

– Вот здорово! – не удержался один из его вассалов, хотя и смущенный суровостью хозяина.

Блэкторн вернулся на галеру и застал там Ябу, госпожу Садзуко, Кири и капитана. Все было готово к отплытию.

– Ябу-сан, има Эдо ка ? – спросил Блэкторн.

Но Ябу не отвечал, Блэкторна просто никто не заметил – все смотрели на берег: к деревне торопливо шел Нага, из дома навстречу ему – владелец голубя. Нага сломал печать, вскрыл письмо и посмотрел на листок бумаги: «Галера и все находящиеся на борту должны оставаться в Иокогаме до моего прибытия. Торанага».

Ранним утром по гребню холма мчались всадники. Впереди – пятьдесят сопровождающих и разведчики авангарда под командованием Бунтаро. За ними – большой военный отряд во главе с Оми. Следом – отец Алвито, Цукку-сан и десять его монахов, державшиеся плотной группой. Затем – небольшой арьергард, с ним несколько охотников с соколами на перчатках, соколы с колпачками на головах, кроме одного, большого желтоглазого ястреба-тетеревятника. Все самураи – вооруженные до зубов, в кольчугах, с боевым кавалерийским оружием.

Торанага ехал легко. При взгляде на него никто не узнал бы сурового, печального даймё, каким мы его оставили. Это был другой человек – сильный, бодрый, уверенный в своей цели и не таящий ее от друтих. Поездка его идет к концу, и он рад этому. Прошло два с половиной дня, с тех пор как он приказал Наге задержать галеру в Иокогаме и выступил из Мисимы форсированным маршем. Ехали очень быстро, меняя лошадей через каждые двадцать ри. На одной станции, где не оказалось свежих лошадей, ответственный за это самурай был смещен, жалованье его отдано другому, а ему приказано совершить сэппуку или обрить голову и стать монахом. Самурай выбрал смерть.

«Глупец был предупрежден, – думал Торанага. – Всё Канто было призвано к оружию и готовилось воевать. И все-таки этот человек погиб не совсем зря. Весть о том, что произошло на этой станции, облетела все мои владения – больше задержек не будет. Так много еще надо сделать…»