Джеймс Клавелл - Сегун. Книга 3

Голова шла кругом. Через четыре дня наступит тот день – двадцать второй день месяца любования луной. Сегодня в Осаке придворный Огаки Такамото нанесет официальный визит Исидо и с сожалением известит его, что Сын Неба из-за болезни принужден на несколько дней отложить свой визит в Осаку.

Устроить эту отсрочку оказалось очень легко. Огаки, принц седьмого ранга, девяносто пятый в династии, ведущей происхождение от императора Го-Сёко, как и все члены императорского двора, был беден. Двор не имел собственных доходов – ими располагали только самураи – и в течение сотен лет существовал на весьма скудное содержание, выдаваемое сёгуном, кампаку или военачальниками, взявшими власть в свои руки. К тому же содержание это тщательно контролировалось. Торанага почтительно и осторожно, действуя через посредников, выделил Огаки десять тысяч коку в год. Огаки пожелал передать эти деньги нуждающимся родственникам. Торанага скромно откликнулся: он – Миновара и, стало быть, тоже ведет свой род от Го-Сёко, так что рад услужить. И доверительно сообщил: погода в Осаке, особенно в двадцать второй день, ожидается неважная. Возвышенному позаботиться бы о своем драгоценном здоровье…

Конечно, гарантий не было – вдруг Огаки не убедит, не отговорит Возвышенного, – но Торанага догадывался, что советников Сына Неба и самого Сына Неба задержка обрадует – даст надежду, что потом можно и вообще отменить поездку. Только раз за три последних столетия правящий император оставлял свою резиденцию в Киото: четыре года назад он соблаговолил прибыть по приглашению тайко – посмотреть, как цветут вишни у Осакского замка. Его визит совпал с передачей Яэмону титула кампаку, – таким образом, предполагалось, что новая династия сёгунов будет узаконена императорской властью.

При обычных обстоятельствах ни один даймё, даже Торанага, не осмелился бы сделать такое предложение кому-нибудь из придворных – это оскорбляло вышестоящие власти, в данном случае Совет регентов, лишало их многих привилегий и немедленно расценивалось как измена – да так и было на самом деле. Но Торанага знал, что он уже все равно обвинен в измене.

«Завтра Исидо и его союзники выступят против меня. Сколько времени мне осталось? Где быть битве? В Одаваре? Победа зависит от времени и места, а не от числа воюющих. Соотношение сил не в мою пользу: один к трем. Ничего… Исидо выберется из Осакского замка! В шахматной борьбе за власть я пожертвовал своего ферзя, но Исидо потерял две ладьи… Но в последней игре я утратил больше чем ферзя. Я лишился корабля. Ферзь может быть добычей, корабль – нет!»

Они спускались с холма быстрой, тряской рысью. Внизу рокотало море. После поворота тропинки появилась Иокогама, вдалеке в море, у берега, виднелись останки корабля. Торанага видел: на плато в боевом порядке выстроился мушкетный полк с лошадьми и снаряжением, мушкеты убраны в чехлы, почетный караул – самураи, прекрасно вооруженные, – выстроился в ряд по пути его следования. На окраине деревни жители аккуратными рядами стояли на коленях, приготовившись приветствовать Торанагу. На галере вместе с капитаном дожидались моряки. С обеих сторон пристани в идеальном порядке тянулись вытащенные на берег рыбачьи лодки… Торанага решил сделать замечание Наге: он приказал полку приготовиться к немедленному выходу, но отрывать рыбаков и крестьян от рыбной ловли и работы на полях – зачем это?

Он повернулся в седле и подозвал самурая.

– Передайте Бунтаро: пусть выезжает вперед и проверит, все ли благополучно и готово к моему приезду. Потом отправляйтесь в деревню и пошлите жителей на работу, кроме старосты.

– Да, господин. – Самурай вонзил шпоры в бока лошади и ускакал.

К этому времени Торанага подъехал к плато так близко, что мог различить лица: Андзин-сан, Ябу, Кири и госпожа Садзуко… Возбуждение его росло, настроение было приподнятое.

Мрачный Бунтаро скакал вниз по дороге с луком и двумя колчанами стрел за спиной, шестерка самураев мчалась за ним по пятам. Свернув с дороги, их группа оказалась на плато. Он сразу же увидел Блэкторна, и лицо его стало еще суровее; он натянул поводья и осмотрелся: лицом к полку была устроена крытая обзорная площадка с подушкой на помосте; еще один, поменьше и пониже, располагался рядом – там ждали Кири и госпожа Садзуко. Ябу, как старший, стоял перед полком, Нага – справа от него, Андзин-сан – слева. Решив, что здесь все в порядке, Бунтаро сделал знак подъезжать основной партии. На рысях подскочили всадники авангарда, спешились и встали защитной цепью вокруг обзорной площадки. Вот в центр площадки выехал Торанага. Нага высоко поднял боевое знамя, и четыре тысячи самураев грянули:

– Торана-а-а-га-а-а-а!.. – И все поклонились.

Торанага не ответил на приветствие. В полной тишине он оперся на седло и озирал всех: Бунтаро украдкой следит за Андзин-сан; Ябу держит меч – его подарок – и, видимо, очень нервничает; поклон Андзин-сан учтив, но невыразителен, рукоятка его меча сломана; Кири и самая младшая его наложница стоят на коленях, положив руки ладонями на татами, лица скромно опущены. Глаза его моментально смягчились. Но вот полк… Все еще стоят согнувшись в поклоне. Он так и не ответил поклоном, только коротко кивнул и почувствовал, как по рядам прошел шорох – выпрямляются после поклона. Он ловко спрыгнул с лошади, радуясь, что они боятся его кары. Самурай взял поводья и увел лошадь, а он повернулся спиной к полку и, весь в пятнах пота, что обычно было в этом влажном климате, подошел к своим женщинам.

– Ну вот, Кири-сан, добро пожаловать домой!

Обрадованная Кири изящно поклонилась.

– Спасибо, господин. Я уж и не думала, что буду иметь удовольствие увидеть вас еще раз.

– Я тоже, госпожа. – Торанага позволил себе показать, как он счастлив, потом взглянул на молодую женщину: – Ну, Садзуко-сан? А где мой сын?

– С кормилицей, господин. – Она боялась дышать, счастливая его явным расположением.

– Пожалуйста, пошлите кого-нибудь принести сюда нашего ребенка.

– О, пожалуйста, господин. С вашего разрешения, можно мне принести его самой?

– Да, госпожа, если хотите. – Торанага улыбнулся и с любовью посмотрел на нее. Потом перевел взгляд на Кири. «У вас все хорошо?» – тайком спросили его глаза.

Она поняла его.

– О да, господин, благодарю вас. Мне так отрадно видеть вас сильным и бодрым.

– Вы похудели, Кири-сан, и выглядите моложе чем когда-либо.

– Ах, простите, господин, это не так, но все равно – спасибо.

Он улыбнулся ей.

– Как бы потом ни пошли дела, вам это идет. Трагедия, уединенность, заброшенность… Я рад видеть вас, Кири-сан.

– Я так счастлива, господин, что безоговорочное повиновение вам госпожи Тода и ее жертва открыли Осаку. Ей было бы очень приятно, господин, знать, что все так удалось.