Джеймс Клавелл - Сегун. Книга 2

Иногда беседуешь с одним Ябу.

Но всегда рядом Марико – твоя часть – говорит за тебя. И Ябу. Марико теперь по-другому относится к тебе, ты больше для нее не чужак.

В другие дни японцы перебеливают черновые записи, всегда перепроверяя их, дотошно пересматривая и сличая вновь и вновь. И вот через двенадцать дней и около ста часов подробных, утомительных объяснений они заполучили руководство по военному делу. Точное. И смертельно опасное.

Опасное для кого? Не для нас, англичан или голландцев, которые явятся сюда с мирными намерениями, для торговли. Опасное для недругов Ябу и Торанаги, для наших врагов – испанцев и португальцев, которые наверняка попытаются завоевать Японию. Как они это делали повсеместно. На всех вновь открытых территориях. Сначала приходят священники. Потом конкистадоры.

Но здесь подобное не пройдет, – подумал он с удовлетворением. – Эту страну уже не завоюешь; через несколько лет все, что я рассказал, чему научил их, распространится по всей Японии».

– Андзин-сан? – Она поклонилась ему. – Андзин-сан, Ябу ко ва кидэн но го усэки но конва о хицутосэну то осэрарэру .

Слова медленно проступали в его мозгу: «Господин Ябу не хочет видеть вас сегодня вечером».

– Ити-бан, – протянул он блаженно. – Домо .

– Гомэн насай, Андзин-сан. Аната ва.

– Да, Марико-сан, – прервал он ее. Тепло воды расслабляло и убаюкивало его. – Я знаю, мне бы надо сказать это по-другому, но я не хочу больше говорить сейчас по-японски. Не сегодня вечером. Сейчас я чувствую себя как школяр, отпущенный на рождественские каникулы. Вы понимаете, что это первые свободные часы с тех пор, как я прибыл сюда?

– Да-да, понимаю, – криво улыбнулась она. – А вы понимаете, сеньор капитан, что и для меня это первые свободные часы после приезда сюда?

Он засмеялся. На ней был толстый хлопчатобумажный купальный халат, повязанный свободно, волосы прикрывал тюрбан из полотенца. Каждый вечер, когда ему начинали делать массаж, она принимала ванну, иногда одна, иногда вместе с Фудзико.

– Ну вот, ваша очередь, – объявил он, намереваясь выбраться из ванны.

– Ой, пожалуйста, я не хотела беспокоить вас.

– Тогда присоединяйтесь! Это будет замечательно.

– Благодарю вас. Я едва могу дождаться, когда можно будет смыть грязь и пот. – Она сняла халат и опустилась на маленькое сиденье. Слуга начал намыливать ее. Суво терпеливо ждал у массажного стола.

– Это действительно напоминает школьные каникулы, – признала она счастливо.

Впервые увидев ее обнаженной – в тот день, когда они купались, – Блэкторн испытал сильное потрясение. Теперь ее нагота сама по себе не трогала его в физическом смысле. Живя бок о бок с Марико в японском доме, где стены из бумаги, а комнаты имеют многоцелевое назначение, он не раз видел ее раздетой и полураздетой. Однажды даже наблюдал, как она присела помочиться.

– Это ведь нормально, Андзин-сан? Тела естественны, различия между мужчинами и женщинами естественны, да?

– Да, только мы… э-э… мы воспитаны по-другому.

– Но теперь вы здесь, и наши обычаи – это ваши обычаи. И естественное естественно, не так ли?

Естественным считалось мочиться или испражняться на открытом месте, если рядом не было уборных или других отхожих мест, просто приподняв полы кимоно или разведя их, сидя на корточках или стоя. Присутствующие при этом вежливо ждали, не пяля на вас глаза, иногда загораживая для уединения. Впрочем, никто не понимал, почему собственно нужно уединяться. Крестьяне тут же собирали испражнения, разводили их водой для удобрения посадок. Человеческие экскременты служили единственным существенным источником плодородия почвы в стране. Лошадей и волов на островах имелось немного, а других животных, способных в изобилии поставлять навоз, не было. Поэтому каждую частицу человеческих фекалий собирали и продавали по всей стране.

И после того как вы лицезрели высокорожденных и простолюдинов, задирающих или разводящих полы кимоно, стоящих или присевших на корточки, вас уже мало что могло удивить.

– Хорошо, – промурлыкала она блаженно, – скоро вы полюбите сырую рыбу и свежие водоросли и тогда станете настоящим хатамото.

Служанка облила ее водой. Отмывшись до скрипа, Марико вошла в ванну и легла напротив него, испустив долгий вздох наслаждения. Маленькое распятие качалось у нее между грудей.

– Как вам это удается? – спросил он.

– Что?

– Так быстро забираться в ванну. Вода слишком горячая.

– Не знаю, Андзин-сан, но я попросила подкинуть дров и подогреть воду. Для вас Фудзико всегда проверяет воду – мы называем ее прохладной.

– Если она прохладная, я голландский дядюшка!

– Что?

– Ничего.

От горячей воды их разморило, и они лежали лениво развалясь, не меняя позы, не произнося ни слова.

Потом она спросила:

– Чем бы вы хотели заняться сегодня вечером, Андзин-сан?

– Если бы мы были в Лондоне… – Блэкторн осекся. «Мне бы не следовало думать о них, – сказал он себе, – или о Лондоне. Это все кончилось. Этого не существует. Существует только то, что здесь».

– Если? – Она посмотрела на него, сразу заметив, как он переменился в лице.

– Мы бы пошли в театр и посмотрели пьесу, – докончил он, справившись с собой. – У вас здесь бывают представления?

– О да, Андзин-сан. У нас очень любят всякие представления. Тайко нравилось ставить их для увеселения гостей, даже господину Торанаге они по вкусу. И конечно, у нас есть много бродячих актеров, развлекающих простой люд. Но наши представления не похожи на ваши, как мне кажется. Наши лицедеи носят маски. Мы называем их представления но . Там много музыки, много танцев, и это в основном очень печальные, трагические пьесы на сюжеты из истории. Реже – комедии. Мы бы посмотрели с вами комедию или, может быть, религиозную мистерию?

– Нет, мы бы пошли в театр «Глобус» и посмотрели что-нибудь написанное человеком по фамилии Шекспир. Он мне нравится больше, чем Бен Джонсон или Марло. Может быть, мы бы посмотрели «Укрощение строптивой», или «Сон в летнюю ночь», или «Ромео и Джульетту». Я водил свою жену на «Ромео и Джульетту», и ей очень понравилось. – Блэкторн вкратце изложил Марико фабулу этих пьес.

Марико нашла их очень непонятными:

– По нашим понятиям, очень неразумно для девушки не слушаться родителей. Но так печально. Плохо и для девушки, и для юноши. Ей было только тринадцать? Ваши женщины так рано выходят замуж?

– Нет. Обычно в пятнадцать или шестнадцать лет. Моей жене было семнадцать, когда мы поженились. А сколько было вам?

– Ровно пятнадцать, Андзин-сан. – Тень прошла по ее лицу при этих словах. – А после театра куда бы мы пошли?

– Я бы повел вас поужинать. В заведение Стоуна, где подают отбивные, на Феттер-лейн, или в «Чеширский сыр» на Флит-стрит. Это все гостиницы, где можно отведать особые кушанья.