Джеймс Клавелл - Сегун. Книга 2

– А что бы мы ели?

– Я бы не хотел вдаваться в воспоминания, – признался он с ленивой улыбкой, возвращаясь к настоящему. – Я не помню. Мы здесь, и я рад сырой рыбе. Карма есть карма. – Он глубже опустился в воду. – Великое слово – карма. И хорошая идея. Вы очень помогли мне, Марико-сан.

– Я рада немного помочь вам. – Марико расслабилась в тепле. – Фудзико сегодня вечером раздобыла для вас особенную пищу.

– Да?

– Она купила… Я думаю, у вас это называется фазан. Большая птица. Один из сокольничих поймал для нее.

– Фазан? Вы действительно имеете в виду именно его? Хонто?

– Хонто, – подтвердила она. – Фудзико просила поймать его. И сообщить вам об этом.

– И как он будет приготовлен?

– Один из самураев видел, как готовят дичь португальцы, и рассказал Фудзико-сан. Она просит вас не огорчаться, если блюдо не очень удастся.

– Но как она это сделает… как повара его приготовят? – Он поправился, так как и готовили, и убирали слуги.

– Ей сказали, что сначала кто-то должен повыдергать из него перья, потом вынуть кишки. – Марико с трудом сдерживала брезгливость. – После птицу либо режут на маленькие кусочки и жарят на масле, либо варят с солью и специями. – Она сморщила нос. – Иногда обмазывают ее глиной, кладут на угли и пекут. У нас нет печей, Андзин-сан. Так что ее изжарят. Надеюсь, что все получится.

– Уверен, это будет прекрасно, – проявил он великодушие, убежденный, что хорошего ждать не приходится.

Она рассмеялась:

– Иногда вы так неумело притворяетесь, Андзин-сан.

– Вы не понимаете, как важна еда! – Он непроизвольно улыбнулся. – Вы правы. Мне не следует придавать такое значение еде. Но я не могу не ощущать голода.

– Скоро сможете. Вы даже научитесь пить зеленый чай из пустой чашки.

– Что?

– Сейчас не место и не время объяснять, Андзин-сан. Для этого вы должны быть бодрым и внимательным. Как-нибудь, когда выдастся спокойный закат или рассвет, я покажу вам. Ах, как хорошо лежать здесь, не правда ли? Ванна прямо дар богов.

Блэкторн слышал, как слуги за стеной подбрасывают дрова в печь. Он терпел невыносимый жар, пока мог, потом выбрался из воды с помощью Суво и лег, задыхаясь, на толстое полотенце. Пальцы старика ощупали спину. Блэкторн чуть не закричал от удовольствия. Как хорошо!

– Вы так сильно изменились за последние дни, Андзин-сан.

– Я изменился?

– О да, с вашего нового рождения, очень сильно.

Он пытался воскресить в памяти ту ночь, но мало что припомнил. Каким-то образом ему удалось дотащиться до дому. Фудзико и служанки уложили его в постель. После крепкого сна без видений он пробудился на рассвете и пошел поплавать. Потом, обсохнув на солнышке, поблагодарил Бога за то, что тот дал силы, и за лазейку, которую подсказала Марико. Позже, возвращаясь домой, он здоровался с крестьянами, лелея в себе сознание того, что теперь они свободны от возможной кары Ябу и что он тоже свободен от ответственности за них. Потом, когда появилась Марико, он послал за Мурой.

– Марико-сан, пожалуйста, скажите Муре следующее: «У нас есть общая забота, у вас и у меня. Мы решим ее вместе. Я хочу поступить в деревенскую школу. Учиться говорить вместе с детьми».

– У них нет школы, Андзин-сан.

– Нет?

– Нет. Мура говорит, что в нескольких ри к западу отсюда есть монастырь и монахи могут вас научить читать и писать, если вы захотите. Но здесь деревня, Андзин-сан. Здешние дети учатся ловить рыбу, плавать на лодке по морю, вязать сети, сажать и выращивать рис и овощи. И конечно, родители, дедушка с бабушкой сами учат своих детей, как заведено.

– Так как же мне тогда учиться, когда вы уедете?

– Господин Торанага пришлет книги.

– Одних книг мне мало.

– Все будет хорошо, Андзин-сан.

– Да. Может быть. Но растолкуйте старосте: если я сделаю ошибку, все – даже дети – должны поправлять меня, сразу же. Я им приказываю.

– Он благодарит вас, Андзин-сан.

– Здесь кто-нибудь говорит по-португальски?

– Он говорит, что нет.

– А кто-нибудь поблизости?

– Иэ , Андзин-сан.

– Марико-сан, мне понадобится кто-то, когда вы уедете.

– Я передам ваши слова Ябу-сан.

– Мура-сан, вы…

– Он говорит, что вы не должны прибавлять «сан», когда обращаетесь к нему или вообще к кому-нибудь из крестьян. Они ниже вас по положению. Неправильно говорить «сан» человеку, который ниже вас.

Фудзико поклонилась ему до земли в тот первый день.

– Фудзико-сан приветствует вас в вашем доме, Андзин-сан. Она говорит, вы сделали ей большую честь, и просит простить ее за грубость, проявленную тогда, на корабле. Она считает честью для себя быть вашей наложницей и управлять вашим домом. Она будет очень рада, если вы согласитесь носить те мечи. Они принадлежали ее покойному отцу. Своему мужу она их не предлагала, ибо у него имелись свои мечи.

– Поблагодарите ее и скажите, что я польщен тем, что она стала моей наложницей, – попросил Блэкторн.

Марико тоже поклонилась ему:

– Андзин-сан, мы глядим на вас новыми глазами. Наш обычай таков, что мы иногда ведем себя церемонно, очень строго. Вы открыли мне глаза. На многое. До сих пор вы для меня были просто чужеземцем, варваром. Пожалуйста, простите мне мою глупость. Ваш поступок доказывает, что вы самурай.

Блэкторн вырос в собственных глазах в тот день. Но близость добровольной гибели изменила его больше, чем он догадывался. Оставила в душе куда более глубокую отметину, чем весь предшествующий опыт балансирования на грани жизни и смерти.

«Признайся, ты надеялся на Оми? – пытал он себя. – Рассчитывал, что Оми не позволит тебе совершить самоубийство? Разве ты не верил, что до него дойдут твои безмолвные намеки?

Не знаю. Но я рад, что он был начеку, – честно признался себе Блэкторн. – Наступила другая жизнь».

– Это моя девятая жизнь. Последняя! – провозгласил он вслух.

Пальцы Суво сразу же остановились:

– Что вы сказали, Андзин-сан?

– Ничего. Так, ничего, – смешался он.

– Я не сделал вам больно, господин? – спросил Суво.

– Нет.

Суво произнес что-то еще, чего Блэкторн не разобрал.

– Додзо?

Марико ответила из ванны:

– Он хочет теперь промассировать вам спину.

Блэкторн повернулся на живот, повторил эту фразу по-японски и тут же позабыл ее. Сквозь пар он видел Марико: она глубоко дышала, слегка откинув назад голову, кожа на теле у нее порозовела.

«Как она выдерживает такую жару? – подивился он. – Привычка, я думаю, с самого детства».

Под ласковыми прикосновениями Суво он почти мгновенно задремал.

«О чем я думал?

Ты думал о своей девятой, своей последней жизни. Ты испугался, вспомнив это поверье. Но глупо здесь, на Земле богов, цепляться за поверья. Здесь все другое, и это навсегда. Сегодня – это всегда.