Уилбур Смит - Голубой горизонт

Джим пришел в себя и вызывающе ответил:

– Клянусь Богом, дерзкий нахал! – Ему требовались огромные усилия, чтобы не рассмеяться. – Тебе придется драться за добычу, и я пробью тебе башку, как делал пятьдесят раз раньше.

Дерзкий нахал застыл и уставился на Джима, потом с диким воплем бросился к нему. Джим отбросил мушкет и побежал ему навстречу. Они столкнулись с такой силой, что лязгнули зубы.

– Джим! Какая радость! Я думал, что больше никогда тебя не увижу.

– Мансур! Я едва узнаю тебя с этой роскошной рыжей бородой. Откуда, во имя дьявола, ты взялся?

Обнимаясь и колотя друг друга по плечам и спине, они нечленораздельно орали и пытались вырывать друг у друга клочья волос с головы и лица. Баккат смотрел на них, удивленно хлопал себя по бокам и качал головой.

– Ах ты, маленький озорник!

Мансур схватил Бакката, поднял и взял под мышку, потом снова обнял Джима. Прошло немало времени, пока они смогли нормально говорить, но вот они успокоились. Мансур поставил Бакката на ноги, а Джим освободил Мансура от захвата, в котором его держал.

Они сели рядом, в тени массивной туши, прислонившись к ней, и начали говорить, перебивая друг друга, не успевая дождаться ответа на один вопрос и тут же задавая другой. Время от времени Мансур тянул Джима за бороду, а Джим любовно колотил его по груди или хлопал по волосатой щеке. И хоть они об этом не говорили, оба были изумлены переменами, произошедшими за то короткое время, что они не виделись. Оба стали мужчинами.

Тут в поисках Мансура появились его сопровождающие. Все это были слуги из Хай-Уэлда или моряки со шхун. Они удивились, застав с хозяином Джима. Сердечно поздоровавшись с ними, Джим поручил им под руководством Бакката вырубать бивни. Они с Мансуром смогли продолжить обмен новостями, стремясь за минуты изложить и узнать все, что произошло с ними и семьей почти за два года после их последней встречи.

– А где Луиза, девушка, из-за которой ты убежал? Ты спровадил ее? – спросил Мансур.

– Ради Бога, брат. Это не девушка, а жемчужина. Скоро я отведу тебя к фургонам и познакомлю с ней. Ты не поверишь своим глазам, когда увидишь, как она расцвела. – Тут Джим смолк, и выражение его лица изменилось. – Не знаю, как лучше сказать тебе об этом, брат, но несколько недель назад мы встретили дезертира с «Дара Аллаха». Ты должен помнить этого негодяя. Его зовут Рашид. И когда я сумел заставить его говорить, он рассказал страшную и невероятную историю.

Мансур побледнел и с минуту молчал. Потом выпалил:

– Он должен был быть с двумя другими нашими матросами, тоже дезертирами, и с ними незнакомый араб.

– По имени Кадем ибн-Абубакер аль-Джури.

Мансур вскочил.

– Где он? Он убил мою мать и едва не убил отца.

– Знаю. Я вытянул это из Рашида. – Джим старался успокоить брата. – Мое сердце тоже разрывается. Я любил тетю Ясси почти так же, как ты. Но убийца сбежал.

– Расскажи мне все, – попросил Мансур. – Не упускай ни одной подробности.

Рассказывать нужно было так много, что они просидели почти до заката. Наконец Джим встал.

– Надо до ночи вернуться к фургонам. Луиза будет вне себя.

Луиза развесила на деревьях фонари, чтобы помочь Джиму отыскать лагерь, и, как только услышала лошадей, выбежала из фургона, в котором они с Интепе ухаживали за Замой. Она вырвалась из объятий Джима, заметив наконец незнакомца, который с нескрываемой любовью смотрел на них обоих.

– С тобой кто-то есть?

Она убрала пряди шелковых волос под шляпку и поправила смятую Джимом одежду.

– Не обращай внимания, – сказал Джим. – Это всего лишь мой двоюродный брат Мансур, о котором я тебе рассказывал и которого ты однажды видела. Мансур, это Луиза Левен. Мы с ней обручены.

– Я думал, ты преувеличиваешь ее достоинства, – Мансур поклонился Луизе и посмотрел на ее освещенное фонарем лицо, – но она еще прекраснее, чем ты уверял.

– Джим мне много о вас рассказывал, – застенчиво сказала Луиза. – Он любит вас больше чем брата. Когда мы виделись в прошлый раз, на борту «Золотой чайки», у меня не было возможности лучше узнать вас. Надеюсь, в будущем мы это исправим.

Луиза накормила мужчин, но как только они поели, она оставила их, и они без помех проговорили далеко за полночь. Уже после полуночи Джим присоединился к Луизе на постели в фургоне.

– Прости, Ежик, что я сегодня не уделял тебе достаточно внимания.

– Я бы и не хотела другого: я знаю, как вы были близки, – прошептала она, протягивая к нему руки. – Но теперь мое время быть к тебе ближе.

Все встали еще до восхода. Пока Луиза присматривала за приготовлением праздничного завтрака, чтобы отметить появление Мансура в лагере, Мансур сидел у постели Замы. К нему присоединился Джим, и они втроем болтали и вспоминали. Заму так приободрило появление Мансура, что он объявил, что готов подняться с постели.

Смоллбой и Мунту запрягли быков, и караван двинулся. Луиза перепоручила Заму заботам Интепе и впервые с тех пор, как был ранен Зама, оседлала Трухарт и поехала рядом с Джимом и Мансуром. Они проехали мимо стад, и Мансур поразился числу животных и количеству бивней, которые они несли на спинах.

– Хотя дядя Том и мой отец сумели прихватить с собой большую часть семейного богатства, ты во много раз увеличил его тем, что захватил. Расскажи, как это произошло. Расскажи о битве с королевой нгуни Манатаси и ее полчищами.

– Я рассказывал тебе вчера вечером, – возразил Том.

– Такую чудесную историю жалко услышать только раз, – настаивал Мансур. – Расскажи снова.

Несмотря на протесты Луизы, на этот раз Джим приукрасил ее роль в битве.

– Предупреждаю тебя, брат: сердить эту женщину опасно. Рассердившись, она становится настоящей валькирией. Не зря все ее боятся и называют Страшным Ежом.

Они поднялись на следующий гребень и посмотрели на океан. Он был так близко, что можно было различить, как ветер гонит с горизонта лошадей с белыми гривами.

– Далеко до залива Рождества? – спросил Джим.

– Я шел пешком трое суток, – ответил Мансур. – Теперь, когда подо мной добрая лошадь, я мог бы попасть туда до темноты.

Джим с тоской взглянул на Луизу, и она улыбнулась.

– Я знаю, о чем ты думаешь, Джеймс Арчибальд, – сказала она.

– И что ты думаешь о том, о чем я думаю, Ежик?

– Думаю, мы можем оставить Заму, фургоны и скот идти, как они могут, а сами будем глотать ветер.

Джим, счастливый, закричал:

– За мной, любовь моя! К заливу Рождества!

Потребовалось даже меньше времени, чем предсказывал Мансур, и солнце еще высоко стояло на небе, когда они натянули поводья лошадей на холме над заливом. В устье реки Умбило стояли на якоре две шхуны, и Джим шляпой заслонил глаза, чтобы уберечься от отражения солнца в воде.