Уилбур Смит - Голубой горизонт

– Прости, Луиза. Я забыла.

Гертруда выглядела расстроенной.

Луиза сжала ее руку.

– Я не сержусь, просто хочу, чтобы ты вела себя как благородная дама.

Ван Риттерс словно не слышал этого обмена репликами. Он не поднимал головы от книги, которую держал на коленях. Однако во время кукольного представления, когда крючконосый Панч колотил вопящую жену дубинкой по голове, Луиза искоса взглянула на него и заметила, что минхеер разглядывает нежные выпуклости под ее блузкой. Она почувствовала, как кровь прихлынула к щекам, и торопливо закуталась в шаль.

В Амстердам они возвращались уже осенью. Первую ночь в море Гертруда пролежала в постели, страдая морской болезнью. Луиза заботилась о ней и подставляла миску, когда девочку рвало. Наконец Гертруда крепко уснула, и Луиза вышла из зловонной душной каюты. Ей хотелось глотнуть свежего морского воздуха, и она торопливо поднялась по трапу на верхнюю палубу. Но у выхода остановилась, увидев на юте высокую элегантную фигуру ван Риттерса. Офицеры и экипаж оставили наветренный борт для него: это была привилегия владельца корабля. Луиза хотела сразу спуститься вниз, но он заметил ее и подозвал.

– Как моя Герти?

– Она спит, минхеер. Уверена, утром она будет чувствовать себя лучше.

В этот момент большая волна подхватила корабль, и он резко накренился. Потеряв равновесие, Луиза столкнулась с хозяином. Он обнял ее за плечи.

– Простите, минхеер, – хрипло сказала она. – Я поскользнулась.

Она попыталась отодвинуться, но он крепко держал ее. Она смутилась, не зная, что делать дальше. Вырываться она не смела. А он не отпускал ее, и – она едва могла поверить в это – другая его рука сжала ее правую грудь. Она ахнула и задрожала, чувствуя, как он сжимает пальцами ее разбухший чувствительный сосок. Но он был мягок, в отличие от своей дочери. Его пальцы не причиняли боли. С ужасающим стыдом она поняла, что ей нравится это прикосновение.

– Мне холодно, – прошептала она.

– Да, – ответил он, – ты должна спуститься, не то простудишься.

Он отпустил ее и повернулся к поручню. От его сигары летели искры, их уносил ветер.

После возвращения в Хоис-Брабант она несколько недель не видела хозяина. Сталс говорил Элизе, что минхеер отправился по делам в Париж. Однако Луиза не забыла короткое происшествие на корабле. Иногда по ночам она просыпалась и лежала без сна, сгорая со стыда, заново переживая случившееся. Она думала, что это ее вина. Такого великого человека, как минхеер ван Риттерс, конечно, винить нельзя. Когда она об этом думала, ее соски горели и странно зудели. Она чувствовала в себе большое зло и, выбравшись из кровати, встала коленями на холодный пол и начала молиться.

Из темноты Гертруда сказала:

– Луиза, я хочу на горшок.

Луиза с облегчением заторопилась к ней, чтобы девочка не обмочилась в постели. За последующие недели сознание вины постепенно ослабло, но никогда не оставляло ее окончательно.

Затем в один прекрасный день Сталс отыскал ее в детской.

– Минхеер ван Риттерс хочет тебя видеть. Ступай немедленно. Надеюсь, ты ничего не натворила, девочка?

Торопливо причесываясь, Луиза сказала Гертруде, куда идет.

– Можно я с тобой?

– Сперва дорисуй корабль. Постарайся не выходить за пределы линий. Я скоро вернусь.

С сильно бьющимся сердцем она постучала в дверь библиотеки. Она знала, ее ждет наказание за то, что она сделала на корабле. Он может приказать конюхам избить ее, как сделали с пьяной нянькой. Или, что гораздо хуже, просто выбросить ее на улицу.

– Входите!

Голос его звучал строго.

Войдя, она присела.

– Вы посылали за мной, минхеер.

– Да, заходи, Луиза. – Она остановилась перед столом, но он знаком велел ей обойти стол и встать с ним рядом. – Я хочу поговорить с тобой о своей дочери.

Вместо обычного черного камзола с кружевным воротником на нем был халат из тяжелого китайского шелка, застегнутый спереди. По этому домашнему одеянию и по спокойному, дружелюбному выражению его лица Луиза поняла, что он не сердится. И почувствовала облегчение. Он не станет ее наказывать. Следующие его слова подтвердили это:

– Я думаю, Гертруде пора учиться ездить верхом. Ты хорошая наездница. Я видел, как ты помогала конюхам с выездкой лошадей. Хочу услышать твое мнение.

– О да, минхеер. Я уверена, Гертруде это понравится. Старый Бамбл очень спокойный мерин…

Довольная, она принялась развивать план, стоя у самого плеча ван Риттерса. На столе перед ним лежала толстая книга в зеленом кожаном переплете. Он небрежно раскрыл ее. Луиза не могла не увидеть раскрытую страницу, и голос ее смолк. Зажав рот руками, она смотрела на рисунок, занимавший всю страницу ин-фолио. Очевидно, это был рисунок большого мастера. Красивый молодой человек сидел, откинувшись, в кресле. Перед ним стояла хорошенькая смеющаяся девушка. Луиза увидела, что девушка могла бы быть ее двойником. Широко расставленные глаза девушки – небесно-лазурного цвета, а юбку она поднимала высоко, к самой талии, чтобы молодой человек мог увидеть клубок золотистых волос между ее бедер. Художник преувеличил размеры выпяченных губ, выглядывавших из этого клубка.

Этого хватило бы, чтобы у нее сбилось дыхание, но на рисунке было и другое, гораздо хуже. Клапан на штанах молодого человека был раскрыт, и оттуда выглядывал светлый стержень с розовой головкой. Молодой человек легко держал его пальцами и словно нацеливался на розовое отверстие девушки.

Луиза никогда не видела обнаженных мужчин. И хотя слышала, как на кухне служанки с жаром это обсуждают, ничего подобного не ожидала. Она смотрела в гибельном очаровании, не в силах отвести взгляд. И чувствовала, как кровь прихлынула к горлу и заливает щеки. Ее обуяли стыд и ужас.

– Мне показалось, девушка похожа на тебя, хотя не так красива, – спокойно сказал ван Риттерс. – Ты согласна, моя дорогая?

– Не… не знаю, – прошептала она. Тут рука минхеера ван Риттерса легко легла ей на ягодицу, и ноги у Луизы едва не подкосились. От прикосновения ее кожа под нижней юбкой словно загорелась. Он сжал ее маленькую круглую ягодицу, и она поняла, что надо попросить его остановиться или бежать из комнаты. Но не могла. Сталс и Элиза много раз говорили ей, что она всегда должна повиноваться минхееру. И ее как парализовало. Она принадлежит ему, как любая из его лошадей или собак. Она его имущество, его рабыня. И должна повиноваться ему без возражений, даже если не уверена в том, что он делает и чего хочет от нее.

– Конечно, Рембрандт позволил себе некоторую художественную вольность относительно размеров.

Луиза не могла поверить, что художник, написавший величественную фигуру Бога, нарисовал и это, но не исключала такого: даже знаменитый художник должен делать то, чего требует от него великий человек.