Джеймс Тейбор - Глубокая зона

Рейтор выждал несколько минут, огляделся, выбрался из автомобиля и пошел к мемориалу. Между тридцатью шестью мраморными дорическими колоннами – по одной на каждый присоединившийся к моменту смерти Линкольна штат – горели золотые столбы света. В главном зале замерший в снежно-белом мраморе Джорджии гигантский Линкольн пристальным взглядом созерцал дальнюю даль. Рейтор не так уж редко посещал это место, иногда в часы работы, иногда после. Что может быть более естественным, чем патриотичный член кабинета, ищущий вдохновения и наставничества у Великого Освободителя?

Он преодолел пятьдесят восемь ступеней, две из которых знаменовали годы президентства Линкольна, пятьдесят шесть – его возраст в момент убийства, и подошел к основанию памятника. Побродил по мемориалу, убедился, что никого нет, перешел в дальний конец южного зала и остановился с левой стороны в нескольких футах перед выгравированным на стене текстом Геттисбергского послания. Засунул руку в правый карман брюк и нажал кнопку автонабора зашифрованного спутникового телефона. Покупка его у израильтян вылилась в сумму, которую большинство граждан сочло бы целым состоянием, однако израильтяне также предоставили три «зоны нечувствительности», недоступные для станций перехвата АНБ. Рейтору показалось насмешкой высшей степени, что одна из таких зон располагалась здесь, в южной части мемориального комплекса Линкольна, обнесенного гранитными и мраморными стенами в несколько футов толщиной и защищенного массивными бронзовыми балками сверху.

В наушнике-таблетке Рейтор слушал, как устанавливается связь. Затем, глядя на Геттисбергское послание, пробормотал заученный наизусть буквенно-цифровой код. Со стороны казалось, что он просто читает слова послания, как молитву. Именно в этой точке, повернувшись спиной к камерам, он был вне поля зрения служб безопасности.

Несколько секунд щелчков и жужжания – работали программы распознавания голоса и кодов. Затем последовал приятный сигнал – связь установлена.

– У нас проблема, – произнес Рейтор.

– Неужели?

Голос Бернарда Адельгейда всегда вызывал в воображении Рейтора образ ледоруба в действии.

– Барнард доложил О’Нилу, что у экспедиции в пещеру есть шансы.

– Мы предусмотрели эту возможность.

– Да, но в группе человек по фамилии Боуман. Какой-то разведчик, может, служил в «Дельте», не знаю. Огромный рост, очень опасен. Вы в курсе?

– Разумеется. – Пауза. – Думаю, вам следовало знать, что солдаты пользовались женскими гигиеническими принадлежностями.

Рейтор стиснул челюсть. Он будет защищаться.

– Кто мог подумать, что солдаты станут затыкать пулевые раны тампонами?

– Вам следовало подумать. Эта ошибка может обойтись очень дорого. Нашему плану. И вам.

План . Рейтор понимал, что Адельгейд прав. План состоял в том, чтобы снабдить зараженными тампонами китайского производства женщин из низов общества. Тампоны – идеальное средство для передачи инфекции, продаются нестерильными в гипермаркетах. В Китае инфицировать тампоны не составило никакого труда. А женщины… ну, стали бы подобием лабораторных крыс, которые заболевают, а иногда и умирают, во имя дела, приносят пользу обществу, однако ничуть его не волнуют. Распространяя инфекцию, они создали бы ненасытный рынок для древнего антибиотика колистина, запасы которого уже более года производила и накапливала компания «Биохим».

И вдруг сработал закон непредвиденных последствий. Стали заболевать и гибнуть солдаты, использующие зараженные тампоны. По сути, такая вспышка могла быть и к лучшему – продажи колистина только выросли бы. Но смертельные бактерии оказались вовсе не стандартными Acinetobacter baumannii , которыми инфицировали тампоны. Мутировавший монстр чихать хотел на колистин и заживо разъедал людей изнутри.

– Человек по фамилии Боуман не проблема, – заявил Адельгейд.

Желудок Рейтора исполнил сальто.

– Что еще?

– Человек по фамилии Лэйтроп обнаружил утечку из УПРБ.

– Что?! Как?

За молчанием Адельгейда от Рейтора не укрылось презрение к глупости вопроса.

– Действительно, как? Но «как» сейчас не главное. Нужно что-то делать.

– С передачей сообщений?

– Нет. Не с передачей. Она – часть прошлого, которое не изменишь. Это не всё.

О боже.

– Что еще?

– Одной из лабораторий УПРБ неожиданно повезло. Пока полной информацией владеет только один человек – ученый по фамилии Кейси.

Ноги Рейтора подкосились, в голове замелькали мысли.

– С Лэйтропом разбирайтесь вы. Со вторым вопросом мы справимся сами. Позаботимся о бедолаге Кейси и его счастливом открытии.

– Но…

– Грей, – буркнул Адельгейд, и связь оборвалась.

Несколько мгновений Рейтор пялился вдаль невидящим взглядом. Затем очнулся. Окончание разговора с Адельгейдом всегда приносило огромное облегчение. И отключение спутникового телефона тоже – пользоваться им, несмотря на все гарантии, было опасно. Некоторые риски ощущаешь сильнее, чем остальные.

Рейтор продолжал стоять перед панно с Геттисбергским посланием, притворяясь, что читает слова величайшей речи Линкольна. Неожиданно на глаза попалось слово «правительство», и мозг за него зацепился. Натан Рейтор ненавидел правительство. Редко кому удавалось заставить его ощутить свое ничтожество и беспомощность, но правительству – безусловно. Он никогда не забудет публичные унижения, которым подвергся, давая показания как президент «Биохима», ползая – в буквальном смысле – в ногах у этих фальшивых божков-сенаторов, чьи речи перед камерами новостных телепрограмм опускали их (по крайней мере, в его глазах) ниже актеров порнофильмов. Одним из тех сенаторов был Дэвид О’Нил.

С тех пор прошло почти четыре года – столетие по меркам вашингтонской политической жизни. Он и О’Нил «зарыли топор войны» и «достигли соглашения», как называют это подхалимы репортеры. О’Нил «принял его в президентскую команду», а он «оставил предпринимательство, чтобы посвятить себя служению обществу». Рейтор прекрасно знал, что О’Нил позвал его в министерство вовсе не из каких-то там мирных побуждений, он лишь следовал старому афоризму: «Держи друзей близко, а врагов еще ближе». Таковы правила игры в Вашингтоне – как состязание гладиаторов, в котором оба участника понимают: успех зависит от умения в потоке ударов и ложных выпадов предвидеть следующий ход соперника. Или от того, натер ли ты ядом острие своего копья.

«Правительство из народа, созданное народом и для народа». Рейтор сплюнул. Народ… Как там говорил Г. Л. Менкен? [29] Менкен, Генри (1880–1956) – американский критик, публицист, сатирик. Решительно размежевывал английские и американские культурные традиции; ратовал за художественное осмысление новейших форм общества с позиций индивидуалистической критики. «Еще никто не разорился из-за того, что недооценивал интеллект американцев». Точнее не скажешь.