Сандра Браун - Новый рассвет

Наконец они соединились. Крики экстаза эхом отдавались в тихой конюшне. Лидия предавалась любви страстно, как всегда. Откинув голову назад, она металась с криком на крепком теле Росса, позволяя ему делать с ее грудями все что угодно. Он воспламенял их привычными движениями – его руки хорошо знали, как доставить ей наибольшее удовольствие.

– Росс, Росс, Росс! – Лидия рухнула мужу на грудь.

В миг облегчения он глубоко проник в нее и, как обычно, умер на мгновение, чтобы воскреснуть обновленным, освеженным. Лидия всегда возвращала столько же, сколько брала.

Они тихо лежали рядом, учащенно дыша, и прислушивались к пению цикад в кронах деревьев. Лидия расстегнула рубашку Росса и пальцами шевелила волосы на его груди. Они шептали слова любви, целовались – вели тайные беседы влюбленных, которые давно и до кончиков ногтей знают друг друга. Наконец их разговор стал более осмысленным.

– Бэннер хорошо выглядит, как ты считаешь?

Росс вздохнул, ближе придвигаясь к Лидии.

– По-моему, да. Она умная девчушка. Упрямая, как одна моя знакомая, не будем говорить кто. – Он слегка шлепнул ее. – Чтобы с ней справиться, нужен мужик с яйцами покрепче, чем у Грейди Шелдона.

Лидия хмыкнула и дернула Росса за волосы на груди.

– Но ты разве о ней не беспокоился? Хоть чуть-чуть?

– Конечно, беспокоился. Ты ведь все знаешь, разве нет? – Лидия кивнула, потершись гладкой щекой о его сосок. – Никак не мог привыкнуть к мысли, что наша принцесса уже не ребенок. Бэннер стала самостоятельной и должна стоять на своих ногах. Теперь ей придется самой отвечать за принятые решения, и это меня пугает. Она такая порывистая. Наверное, легче предоставить Ли самому себе, потому что он мальчишка. Мне хочется и дальше оберегать Бэннер. – Росс потерся подбородком о макушку Лидии. – Я так люблю обоих наших детей, но иногда я за них боюсь.

Лидия зажмурилась. Ей знаком был родительский страх, о котором говорил муж. Когда Ли или Бэннер исчезали у нее из виду, ее сердце сжималось от отчаянной безысходности. Она боялась, что, может быть, видит их в последний раз. Такие мысли глупы, но они возникают у всех родителей.

Слегка приподнявшись на локте, она взглянула на Росса сверху вниз и пробормотала:

– Может быть, мы не чувствовали бы себя так, если бы мы… если бы у меня были еще дети.

Опять, подумал Росс.

Он повернул голову и посмотрел на жену. Он до сих пор считал, что не встречал лица прекраснее. Оно не было традиционно хорошеньким, как лицо Виктории Джентри. Но в нем были жизнь, характер, одухотворенность. В глазах цвета хереса светилась личность. Росс вглядывался в каждую черточку Лидии, любовался водопадом вьющихся волос, припухшими от поцелуев губами.

– Дорогая, за последние двадцать лет ты сделала меня счастливее, чем я мог представить. Я тебе уже говорил, что мне неважно, сколько у нас детей.

Лидия застенчиво опустила глаза.

– Знаю, ты это всегда говоришь. Надеюсь, ты так же и думаешь.

– Да, я так думаю. Я ничего бы не изменил в нашей жизни с того дня, как мы с Мозесом и ребенком покинули Джефферсон.

– Все-таки как славно, что у тебя уже был Ли. Я всю жизнь буду благодарить Бога за то, что он дал нам Бэннер. Только мне хотелось бы родить тебе еще детей. Я всегда буду жалеть об этом, Росс.

Это была их традиционная тема. Лидия не могла смириться с тем, что после рождения Бэннер ни разу не забеременела. Росс тысячу раз уверял ее, что она не должна чувствовать себя обделенной. Он любил Ли. Пусть его сын рожден другой женщиной, но Лидия вскормила его. Его и Бэннер. Бэннер – дитя, которое он сотворил с Лидией, – была ему особенно дорога.

Как же ему хотелось навсегда стереть грусть с ее лица. Но он знал, что грусть все равно вернется. В его силах только успокаивать жену. Его рука коснулась ее груди, полной и теплой. Он ласково обхватил ее и большим пальцем погладил сосок – тот набух.

– Не о чем жалеть, Лидия, – нежно прошептал Росс. – Ты всегда приносила мне только радость. Всегда. – Он поднял голову и прижался губами к ее груди. Она видела, как сосок, захваченный губами, утонул в его усах. Потом Росс пощекотал его языком.

Глаза Лидии закрылись. Она несколько раз прошептала его имя и спросила себя, накажет ли ее Господь за то, что она любит мужа больше, чем Его. Росс перевернул ее на спину и накрыл своим телом. Он снова стал твердым, и лоно увлажнилось от желания. Он откинулся назад и долгим, медленным толчком наполнил ее своей любовью.

Мысли Лидии, и радостные и печальные, рассеялись под вновь повеявшим ветром страсти.

Бэннер вытаскивала шпильки из волос и швыряла их в темноту. С каждой приходилось сражаться не на шутку. Они вцепились в волосы с цепкостью рыболовных крючков. Высвободив очередную шпильку, она поскорее, чтобы не закричать, щелчком пальца отправляла ее за борт повозки. Она злилась.

– Какого черта ты это делаешь?

– Я распускаю волосы.

– Зачем?

– Потому что мне надоело, что они заколоты вверх.

– А какая разница?

Бэннер встряхнула головой, и волосы разлетелись во все стороны. Шелковый завиток коснулся щеки Джейка. Тот смахнул его.

– Прекрати!

– У меня болит голова, я хочу почувствовать, как ветер шевелит мне волосы. И вообще, это не твое дело.

Джейк что-то проворчал, не сводя глаз с крупа лошади, тащившей повозку.

– Ладно, умолкни. Вот свалишься на землю и сломаешь шею.

Бэннер не сиделось на месте. Она бурлила от еле сдерживаемого гнева, как закипевший чайник. В детстве, бывало, разозлившись на Ли, она бодала его головой в живот и первой начинала потасовку. Именно этого ей хотелось и сейчас. Ей не терпелось полезть в драку. Она готова была зацепиться за любой повод.

Но Джейк не давал повода, просто вел повозку и курил свою проклятую сигару. Несомненно, его мыслями владела эта паршивка Дора Ли. У Бэннер не шло из головы зрелище их возвращения из-за сарая в разгар вечеринки.

Дора Ли бросила на нее злорадный многозначительный взгляд. Джейк шепнул что-то Ли и Мике, и те расхохотались. Наверняка он ляпнул что-нибудь мерзкое. С каким удовольствием Бэннер отвесила бы им всем по крепкой пощечине!

Но вместо того она танцевала и смеялась, притворяясь, что веселится от души, хотя на самом деле давно не была такой злой и несчастной. Каждый раз, когда в ее воображении вставал Джейк, целующий Дору Ли так же, как он целовал ее, ее пронзали стрелы, отравленные ядом ревности. Яд растекался по всему телу, и душа от него становилась черной и липкой.

Еще до того, как Джейк приехал к ней на свадьбу, она ревновала его к долгим дням, что он проводит с другими людьми. Теперь ее собственническое чувство стало вдвое сильнее. Ревность была ни на чем не основанной, но Бэннер не могла с ней справиться.