Гэри Дженнингс - Ярость ацтека

А что там графиня говорила насчет часовых у ворот? Они будут ожидать гонца, чтобы пропустить его. А кто обладает властью, достаточной, чтобы отдать им такой приказ? Только высокопоставленный французский офицер.

И наконец, у меня вызвало подозрение то, как Роза вошла в комнату. Сестра Карлоса, что там ни говори, происходила из простой семьи, а графиня принадлежала к титулованной знати, однако все в их поведении красноречиво указывало на то, что они понимают друг друга без слов... Похоже, Камиллу и Розу связывали дружеские отношения, весьма странные между женщинами, принадлежащими к столь разным слоям общества.

Снова поднявшись по лестнице, я сперва прислушался, стоя за дверью, но ничего не услышал. Тогда я тихонько, на щелочку, приоткрыл дверь и прислушался снова. На сей раз до моего слуха донеслись хорошо знакомые мне звуки – те, которые издает женщина в любовном экстазе. Неужели генерал так быстро проснулся? Кровать в приоткрытую дверь видна не была, так что мне пришлось скользнуть внутрь тускло освещенной комнаты. Я обогнул сундук и застыл на месте от изумления.

Оказалось, что любовные стоны издают вовсе не графиня с генералом, а две женщины. Камилла лежала на кровати нагая, широко раскинув ноги, а Роза, стоя между ними на коленях, опустила голову к ее промежности, лаская языком страстоцвет.

– Что вы делаете? – взревел я.

Мой вопрос прогремел в комнате, словно пистолетный выстрел. Обе женщины в испуге уставились на меня. Роза опомнилась первой – развернувшись с ловкостью лесной кошки, она выхватила из валявшейся на полу кучи одежды кинжал и попыталась снизу ткнуть им мне в промежность. Я отскочил в сторону и ударил ее. Никогда прежде мне не случалось ударить женщину, но ведь Роза была не просто женщиной, а дьяволицей, подлинным исчадием ада.

Хорошенько размахнувшись, я угодил ей в висок; она рухнула, как пораженный молнией дуб, и на время затихла.

Неожиданно дверь ванной распахнулась, и в проеме появился генерал, голый, как и обе женщины. Я бросился на него, но тут вторая дьяволица прыгнула мне на спину, норовя выцарапать глаза.

Я невольно отвлекся, и это дало генералу возможность врезать мне по носу. Я отшатнулся и, пока не получил от француза новый удар, перебросил графиню через себя, ему под ноги, так что он запнулся и рухнул на четвереньки. Пока они оба барахтались на полу, я со всей силы пнул генерала в кадык. Графиня вскочила и, вопя, словно баньши, вылетела в дверь спальни.

Пока генерал, перекатившись на спину, хрипел, держась руками за горло, я бросился обратно в альков, где Камилла принимала любовников, схватил портфель, перевернул пинком стол со стоявшей на нем лампой, а вторую лампу сшиб, уже выбегая вон, ударом портфеля. Прежде чем я успел выскочить наружу, драпировки в спальне уже начали заниматься огнем.

Я стрелой помчался по ступеням в сад, где меня ждал оседланный конь. А позади тем временем разверзся настоящий ад: до меня доносились отчаянные крики и вопли и топот тяжелых сапог по лестнице. Вскочив в седло, я развернул коня назад, к двери, ведущей на лестницу. Когда оттуда выскочил караульный, я от души вмазал ему по голове портфелем и, горяча коня, понесся к главным воротам. А наверху, в окнах графининой спальни, вовсю полыхало пламя. Уже вылетая во весь опор за ворота, я крикнул караульным:

– На нас напали! Я за подмогой!

И проскакал мимо, но тут вдруг один из них – уж не знаю, то ли парень заподозрил неладное, то ли попросту не расслышал, – выстрелил из мушкета. В меня он не попал, но конный патруль помчался по моему следу. Из-за темноты я не мог свернуть с дороги и оставался на виду у погони, причем любая колдобина могла оказаться для меня роковой. Стоит только лошади запнуться, упасть – и мне конец.

Патруль догонял меня, расстояние между нами неумолимо сокращалось, и вот, когда французы уже были буквально у меня на хвосте, в темноте вдруг полыхнул мушкетный выстрел и конь подо мною пал.

– Касио! – воскликнул я. – Меня чуть не убили!

Дом, где мы с ним беседовали, находился в часе езды верхом от дворца, в деревушке, состоявшей из дюжины крестьянских хижин, в одной из которых Касио со своими людьми дожидался меня. Партизаны устроили засаду на гнавшихся за мной французских кавалеристов, и с моей стороны было бы глупо сердиться на них за то, что они по чистой случайности подстрелили подо мной лошадь. Меня обижало другое: то, с каким безразличием эти люди выслушали рассказ о моих злоключениях.

– Я запросто мог погибнуть, – произнес я.

Касио в ответ только пожал плечами: моя жизнь его явно не заботила. Однако, когда я извлек из портфеля и зачитал ему, поскольку сам он французской грамоты не знал, настоящий приказ императора, а не ту липу, которую мне пытались всучить, отношение вождя повстанцев ко мне резко изменилось. Он чуть ли не проникся ко мне любовью.

– Как видишь, мои подозрения оправдались, – самодовольно заявил я. – Графиня как была, так и осталась французской шпионкой. Если ты сравнишь императорские печати на том документе, что она хотела нам подсунуть, и на прочих депешах из портфеля, сразу будет видно, что это фальшивка. Но я сумел заполучить подлинный приказ Наполеона. Так что, amigo, стоящий перед тобой проходимец из колоний, – тут я изобразил скромную улыбку, – куда больший патриот, чем эти две сумасбродные шлюхи.

– Роза меня сильно разочаровала, – вздохнул Касио. – Графиню понять можно, она испанка только по мужу. Но Роза, она ведь одна из нас. Подозреваю, это из-за того, что ее изнасиловали...

– Французы?

– В том-то и дело, что нет: ее изнасиловали наши же партизаны или, вернее, разбойники, выдающие себя за партизан. Она доставила им от меня послание, а эти мерзавцы вознаградили девушку за то, что она рисковала жизнью, пустив бедняжку по рукам.

– Да их оскопить мало, этих ублюдков!

– Эти ублюдки уже мертвы. Роза это видела. И она присоединится к ним, если мы ее поймаем. Ради ее же блага, надеюсь, сейчас она бежит во Францию вместе с графиней.

Я не стал говорить Касио, что видел, как Роза занимается с графиней любовью, решив сохранить это в тайне в память о Карлосе. Его мать и так лишилась сына. Так стоит ли усугублять горе старушки известием о предательстве дочери... совершенном ради похотливой наперсницы.

– То, что мы знаем об их планах, серьезно помешает французам, – промолвил Касио. – Они затеяли основательную попытку захватить Жерону, применив военную хитрость: хотят сделать вид, будто настроились на затяжную осаду, а затем предпринять внезапный штурм, сосредоточив на этом участке крупные силы.

– Но теперь они могут просто изменить свои планы, – заметил я.

Касио покачал головой.