Гэри Дженнингс - Ярость ацтека

И тотчас ко мне, словно стая почуявших добычу стервятников, направилась группа из пяти или шести человек. Один из них, низкорослый широкоплечий индеец, выступил вперед. Я лихорадочно оглянулся. От пола к двери вел высокий порог: я находился на пару ступенек выше его, и это давало мне преимущество.

– А ну, отдавай штаны! – гаркнул индеец.

Я сперва уставился на своего обидчика, а потом посмотрел мимо него, за его спину. Индеец невольно оглянулся через плечо, и в этот миг я изо всей силы заехал ему пяткой в подбородок. Удар вышел отменный: челюсть хрустнула, и охотник за чужим добром грохнулся навзничь, приложившись вдобавок затылком о каменный пол.

Я шагнул вниз, в этот адский ров. Поскольку стервятники, лишившись вожака, попятились и расступились, я сумел найти свободное место и уселся на пол, спиной к стене. Не опасаясь нападения сзади, я подался вперед, желая получше рассмотреть малого, получившего от меня в зубы. Он сидел, с болезненной гримасой держась за подбородок; его боевой пыл явно сошел на нет. Теперь уже сокамерники посматривали на него косо. Интересно, из-за чего тут у них кипят страсти? Из-за припрятанной корки хлеба? Из-за пары рваных штанов? А может, они доносят друг на друга?

«Животные, – подумал я. – Всего лишь грязные животные. И мне ни в коем случае нельзя обнаруживать при них страх или слабость».

Правда, сладить с ними всеми у меня не было сил, как не было сил и держать глаза открытыми. Я страшно устал и проголодался. Глаза мои жгло, а голова пульсировала болью.

Меня собираются казнить за то, что я убил человека...

Откуда могло взяться столь чудовищное обвинение? Как вообще кому-то могло в голову прийти, будто я отравил Бруто? Какие основания... Стоп!

¡Dios mío! Я понял, что произошло. Ведь дядюшка прислал мне в подарок бренди, которое я вернул ему, сказав Хосе, будто сей благородный напиток из моих собственных запасов. Так вот оно что: в бренди был подмешан яд!

Коварный дядюшка хотел отравить меня, а в результате отравился сам.

Открытие, поразившее меня, как удар грома, расставило все по своим местам. Бруто воспитывал меня с одной-единственной целью: управлять от имени племянника поместьем, что обеспечивало ему самому хороший доход и высокое положение в обществе. И пока меня интересовали лишь лошади, карты, шлюхи да попойки, все шло хорошо. Однако когда мы серьезно поссорились, дядюшка почуял опасность.

Я вспомнил, как прошлым вечером в порыве гнева пригрозил старику, что уволю его и сам стану вести все дела. У меня вовсе не было намерения осуществлять эту угрозу, но ведь дядюшка-то этого не знал. Бруто никак не мог допустить подобного поворота событий: ведь лицензия на торговлю ртутью принадлежала мне и формально он не владел никакой собственностью, а всего лишь служил у меня управляющим.

И тут мне вспомнилась еще одна деталь, прекрасно укладывавшаяся в канву событий. Несколько лет назад дядюшка попросил меня на всякий случай подписать документ, согласно которому я признавал его своим наследником. Эта бумага ничего для меня не значила, я подписал ее не глядя и больше не вспоминал о ней, но ведь в случае женитьбы на Изабелле старое завещание потеряло бы силу.

Теперь стало понятно и то, почему Бруто в свое время пытался направить меня на духовную стезю. Католические священники дают обет безбрачия, так что стань я клириком, ему не пришлось бы беспокоиться насчет появления у меня возможных законных наследников.

Так вот почему дядюшка прислал мне отравленное бренди – а я, ничего не ведая, отправил злоумышленнику обратно его же «подарочек».

Бруто погиб по собственной вине.

Желая немедленно снять с себя несправедливое обвинение, я вскочил было на ноги, но тут же снова сел. Да, я понял, как было дело, но кому я об этом расскажу? Индейцу, храпевшему справа от меня? Жалким нищим, сваленным с ног непомерным количеством пульке? Псу lépero, которого я ударил в лицо? Тюремщику, вообразившему, будто это я выбил ему глаз?

Мне придется подождать до завтра. Конечно, законник из меня никакой, но, по крайней мере, я знал, что вице-король не вешает людей без допроса и хотя бы формального разбирательства. Разве я не имею право на abogado, адвоката? Правда, представление о работе этих людей у меня имелось весьма смутное, однако мне приходилось слышать, что адвокаты дают советы обвиняемым и выступают в их защиту в суде.

Главное, что теперь я сам знал правду, а раз так, у меня будет возможность донести ее до других. Ведь есть же в этом мире законы и справедливость, не так ли?

Как только я выйду из тюрьмы, то первым делом... Тут я помотал головой, словно намокшая собака, которая хочет стряхнуть воду, ибо понятия не имел, куда и к кому мне обратиться, но тут же вспомнил о своей возлюбленной. Изабелла! Вот кто мне поможет, вот на кого я всегда могу положиться!

Конечно, собственных денег у нее, как и у большинства женщин, нет и в помине, но я уверен, что из любви ко мне Изабелла заложит свои драгоценности. Бедняжка, разумеется, будет потрясена всей этой гнусной ложью, но в конце концов наша любовь преодолеет все.

Мысль о том, что за каменными стенами темницы есть человек, которому я небезразличен, придала мне сил. Я был уверен, что Изабелла устремится мне на выручку с той же страстью, с какой французская девушка Жанна некогда повела войско против англичан.

Серый утренний свет просачивался сквозь пробитые высоко в стене зарешеченные окна, достаточно большие, чтобы пропускать холодный и влажный ночной воздух, но слишком маленькие, чтобы из камеры могла выветриться вонь. Возле стены стояло три ведра, заменявших отхожие места: от них, конечно, смердело, но не намного хуже, чем от большинства заключенных.

Я провел скверную ночь на твердом каменном полу, то и дело просыпаясь: весь продрогший, несчастный, страдавший от боли, и лишь когда рассвело, увидел, что сбоку к общей камере пристроена каморка, где вполне хватило бы места на двоих. Правда, занимал ее один человек – молодой ацтек, у меня на глазах достававший из корзинки буханку хлеба и бутылку вина.

– Кто это? – спросил я у своего соседа.

– Сын касика, – ответил тот.

Касиками в старые времена назывались индейские вожди, а нынче – старосты общин или деревень. Все они пользовались определенным влиянием и, если имели голову на плечах, вполне могли сколотить приличное состояние.

– Этот тип заколол человека, но отец подмазал кого надо, и парня скоро выпустят.

Все ясно: родные этого убийцы подкупили стражу и тюремщика, чтобы пребывание в темнице не слишком тяготило их отпрыска. Да уж, похоже, каждый получит «правосудие» в той мере, в какой сможет его оплатить. Пока я размышлял на эту тему, узники выстроились в длинную очередь.