Эрнест Уильям Хорнунг - Вор в ночи. Новые рассказы о Раффлсе

Часы громко отчитывали уходящее время. Она выпрямилась, теперь ее свеча уже была на столе, обе ее руки держали письмо, а ее мрачное и красивое лицо выражало трогательное недоумение, от одного вида которого у меня на глаза навернулись слезы. Я увидел, как она открыла конверт, который не был запечатан, и прочитала письмо еще раз, как будто оно могло как-то измениться за те пару мгновений, что она не смотрела на него. Ничего было не изменить. Внезапно она сорвала со своей груди розу, которая украшала платье, и приложила ее к своему письму. От ее действий я не смог сдержать стона.

Как я мог хранить молчание? Письмо было для меня. Я был так же уверен в этом, как если бы смотрел на конверт через ее плечо. Она не изменяла своим привычкам. Был только один человек, которому она писала и отправляла розы в полночь. Только ночью у нее был единственный шанс написать мне. Только так никто не узнал бы, что она написала. И она беспокоилась обо мне достаточно, чтобы смягчить упреки, которые бросила мне, красной розой, сохраняющей тепло ее сердца. И при всем при этом… я был здесь, обычный вор, который забрался сюда, чтобы украсть драгоценности! До последнего я не понимал, что она услышала меня, пока она испуганно не вскинула глаза. Руки Раффлса пригвоздили меня к месту.

Думаю, она, должно быть, видела нас, даже в тусклом свете одиноко стоящей свечи. Тем не менее она не издала ни звука, мужественно всматриваясь в темноту в нашем направлении. Мы не двигались, лишь часы в зале продолжали свой ход, отчитывая удары, словно барабан, и стремясь разбудить весь дом. Так прошла минута. Мы будто находились в удушающем сне. А затем произошло пробуждение – послышался громкий стук и зазвонил колокольчик у входной двери; эти звуки привели всех нас в чувства.

– Сын явился! – прошептал Раффлс мне на ухо, пока оттаскивал меня в сторону окна, которое он оставил открытым для нашего побега.

Но когда он первым выпрыгнул на улицу, я услышал резкий крик, который заставил меня замереть у подоконника.

– Назад! Возвращайся! Мы в ловушке! – воскликнул он, и за секунду, что стоял там, я увидел, как он свалил одного офицера на землю, а другой бросился за ним в сторону лужайки. Третий подбежал к окну. Что я еще мог сделать, как не вернуться назад в дом? И там, в зале, я встретился с моей утраченной возлюбленной лицом к лицу.

До этого момента она не узнавала меня. Я подбежал, чтобы подхватить ее, когда она почти лишилась чувств. Моего прикосновения оказалось достаточно, чтобы прояснить ее сознание. Она стряхнула мои руки и вскрикнула:

– Ты… из всех людей! Из всех людей!

Я не смог выносить этого и бросился вновь к открытому окну в кабинете.

– Не туда, только не туда! – вскрикнула она в агонии. Ее руки теперь держали мои. – Туда, туда, – прошептала она, указывая на простой шкаф под лестницей, где висели шляпы и пальто. Там она и закрыла меня, сдерживая рыдания.

Наверху уже открывались двери, слышались чьи-то возгласы, дом охватила тревога, распространяясь, словно лесной пожар, из комнаты в комнату. Люди бежали над моей головой по галерее и вниз по лестнице. Не знаю, что заставило меня надеть туфли, когда я их услышал, но думаю, что в тот момент я был готов выйти и сдаться. Мне не нужно говорить вам, мысли о ком сдерживали меня. Я услышал ее имя. Я услышал, как они обеспокоенно кричат, как будто она упала в обморок. Я узнал и ненавистный мне голос bete noir, Алика Каррутерса, грубый, как у рассеянного сторожевого пса, и он еще посмел запятнать ее имя, обратившись к ней. И затем я услышал ее голос, – я не смог разобрать слова, она что-то тихо ответила. Это был ответ на несколько суровый вопрос другого человека. И по интонации я понял, что она на самом деле не теряла сознания.

– Наверх? Вы уверены в этом, мисс?

Я не услышал ее ответ. Я представил, как она просто указывает на лестницу. Над моей головой вновь раздался теперь уже оглушительный топот босых и обутых ног, который опять заставил меня почувствовать инстинктивный страх. Но голоса и шаги затихли надо мной, поднимаясь все выше и выше. Меня волновало только, стоит ли попробовать сбежать, но пока я размышлял об этом, легкие шаги вновь раздались над моей головой, и в полном отчаянии я вышел навстречу своему преследователю, который оказался тем, кого я вновь не ожидал увидеть.

– Быстрее! – вскрикнула она суровым шепотом и безапелляционно указала на крыльцо.

Но я продолжал стоять, мое сердце окаменело от ее скрытой ярости, и я почувствовал абсолютное безразличие ко всему остальному. И пока я не двигался, я увидел письмо, которое она написала, – свернутое в шар и скомканное в ее кулаке.

– Быстро! – она топнула ногой. – Быстро… если ты хоть что-то чувствовал ко мне!

Последнее было сказано шепотом, без горечи, без презрения, но с внезапной мольбой в голосе, которая разожгла во мне огонь из остатков мужества. Я в последний раз взглянул на нее, повернулся и оставил, как ей и хотелось, – ради нее, не ради своего спасения. И когда шел к двери, я услышал, как она разрывает свое письмо на кусочки, и они падают на пол у ее ног.

Затем я вспомнил о Раффлсе; я мог бы убить его за то, что он сделал. Несомненно, к этому времени он уже был в безопасности в уютной гостиной Олбани. Что для него моя судьба? Все уже было не важно. Это станет концом отношений между ним и мной. Это ночь будет последней, мне больше не нужна такая работа в темные ночи. Я пойду и скажу ему об этом. Я сяду в кэб и поеду в его проклятую квартиру. Но сначала я должен сбежать из этой западни, в которой он так легко оставил меня.

Однако, оказавшись на ступеньках, я отпрянул назад в отчаянии. Они обыскивали каждый куст между крыльцом и дорогой. Фонарь полицейского постоянно мигал, то скрываясь за листвой, то вновь появляясь. В то время как молодой человек в вечерней одежде, стоявший на дорожке из гравия, указывал ему на что-то. Я понял, что именно его мне нужно избежать, но на первый же мой шаг молодой человек обернулся – и оказался Раффлсом собственной персоной.

– Ого! – воскликнул он. – Итак, ты тоже решил принять участие в наших танцах! Посмотрел внутри, да? Ты больше пригодишься нам здесь. Все в порядке, офицер, это еще один джентльмен из Эмпрес-Румс.

И мы помогали в бесполезном поиске, пока прибытие большего количества полицейских и намек от раздраженного сержанта не дали нам отличный повод уйти. Когда мы уходили, Раффлс взял меня под руку. Я стряхнул его руку, когда мы оставили позорную сцену позади нас.

– Мой дорогой Банни! – воскликнул он. – Ты знаешь, что привело меня обратно?

Я решительно ответил, что не имею не малейшего понятия, и меня это совершенно не интересует.

– Мне попался настоящий энтузиаст, – продолжил он. – Я убегал от него, перепрыгнув через две или даже три садовые стены, но этот рысак все преследовал меня, и мы продолжали забег до самой Хай-Стрит. Когда мы оказались там, у него не хватило дыхания, чтобы оповестить всю улицу обо мне, поэтому я снял с себя пальто, когда зашел за угол, и воспользовался своим билетом на Эмпрес-Румс.