У Чэнъэнь - Сунь Укун – царь обезьян

– Брат Шасэн! – сказал тут Чжу Бацзе. – Ты постереги наставника, а я вступлю в бой, чтобы обезьяна одной себе не приписала заслугу и не получила в награду первую чарку вина.

Сказав это, Чжу Бацзе вскочил на облако и поспешил к месту боя. Тут оборотень пустил в ход еще одно копье и очень ловко ими орудовал, чем привел в восторг Чжу Бацзе.

Бой длился очень долго, но, как только начало светать, оборотень пустился наутек. Сунь Укун и Чжу Бацзе кинулись за ним вдогонку.

Вдруг в воздухе распространилось нестерпимое зловоние, оно исходило от горного прохода на горе Семь Превосходств, заваленного гнилой хурмой.

– Где это чистят выгребную яму? – задыхаясь, крикнул Чжу Бацзе.

Между тем оборотень скрылся за гору и принял свой настоящий вид. Это был огромный удав с красной чешуей.

– Так вот это кто! – воскликнул Чжу Бацзе. – Исполинский змей!

– А его копья не что иное, как раздвоенное жало, – ответил Сунь Укун. – Теперь чудовищу некуда деваться.

Чжу Бацзе подбежал к удаву и стал колотить его вилами. Но удав быстро шмыгнул в нору, и наружу торчал только конец его хвоста длиною в несколько чи. Тогда Чжу Бацзе отложил вилы, ухватился за хвост и начал тащить его, приговаривая:

– Попался! Попался! Не уйдешь!

Однако все его усилия оказались тщетными.

– Отпусти его, – сказал Сунь Укун. – Я знаю, что надо делать. В этой норе удаву не повернуться. Стало быть, там наверняка есть еще один вход. Ты ступай стереги его, а я буду здесь выбивать чудище из норы.

Чжу Бацзе мигом перебежал через гору и там действительно увидел еще один вход. Только было он там расположился, как Сунь Укун пустил в ход свой посох, и змей, не стерпев боли, пополз к тому выходу, где сидел Чжу Бацзе. Не успел Чжу Бацзе охнуть, как удав выскочил из норы и одним ударом хвоста повалил его наземь.

Сунь Укун тем временем перебежал через гору, увидел, что Чжу Бацзе лежит на земле, обозлился, велел ему тотчас же подняться на ноги, и они оба бросились догонять змея.

Они перемахнули через горный поток и тут увидели его. Он свернулся клубком, поднял голову и широко разинул свою огромную пасть. Чжу Бацзе в страхе отпрянул назад и бросился бежать, а Сунь Укун ринулся на чудище, и оно разом проглотило его.

Очутившись в брюхе у змея, Сунь Укун, поставив поперек свой посох и удобно устроившись, крикнул:

– Эй, Чжу Бацзе! Гляди, он сейчас выгнется мостом!

Змей и в самом деле выгнулся, напоминая Радужный мост.

– Хоть и похож на мост, – произнес Чжу Бацзе, – да никто не осмелится пройти по нему.

– Смотри, Чжу Бацзе, – снова крикнул Сунь Укун, – сейчас он станет похож на большую ладью!

И действительно, в следующий момент змей стал похож на ладью.

Наконец Сунь Укун проткнул своим посохом спину удава, удав, не выдержав боли, помчался вперед, а затем повернул назад, спустился с горы, прополз еще ли двадцать и зарылся в пыль, недвижимый. Чжу Бацзе подбежал к издохшему удаву и стал колотить его вилами. Сунь Укун же проделал в брюхе удава дыру и вылез наружу.

После этого Чжу Бацзе взял удава за хвост и поволок за собой.

Весть о том, что монахи уничтожили злого духа, распространилась по всему селению, и все жители от мала до велика прибежали в дом старца, чтобы поблагодарить паломников.

Пришлось паломникам еще несколько дней провести в селении. Все наперебой приглашали их в гости, а потом наготовили разной снеди и отправились их провожать – кто на муле, кто на лошади. В селении было пятьсот дворов, и провожающих набралось до восьмисот человек. Всю дорогу они веселились и радовались. Но вот они приблизились к горному проходу Гнилой хурмы на горе Семь Превосходств, и Танский монах стал задыхаться от зловония. Впереди вся дорога была забита гнилой хурмой.

– Отправляйтесь же по домам и наготовьте нам два даня разной еды, – сказал тут Сунь Укун. – Тогда мы попросим этого монаха с длинным рылом превратиться в большого кабана и проложить нам дорогу через старый проход.

– Вот умник нашелся! – ответил Чжу Бацзе. – Все вы останетесь чистенькими, а я один буду копаться в этом дерьме?

– Ты уж постарайся, – ласково произнес Танский монах. – И если расчистишь нам путь, это зачтется тебе как подвиг!

– Ладно! – со смехом отвечал Чжу Бацзе. – Только если я превращусь в огромного кабана, то и брюхо у меня станет больше. Так что готовьте побольше еды, если хотите, чтобы я работал как следует.

– Еда найдется! Еда найдется! – закричали все в один голос. – Каждый из нас взял с собой сухари, разные плоды, много лепешек и прочую снедь. Мы думали, что нам придется прокладывать для вас новую дорогу. Так что бери все это и ешь на здоровье. А мы еще принесем.

Чжу Бацзе встряхнулся, произнес заклинание и превратился в огромного кабана. Он стал пожирать все подряд, не разбираясь, где вареное, где сырое, а подкрепившись, принялся расчищать рылом дорогу.

Сунь Укун велел Шасэну разуться, чтобы легче было нести поклажу, а наставника попросил крепче держаться в седле. Сам он тоже разулся, а провожающим велел отправиться в селение, принести еще еды.

Они навезли больше семи даней разной снеди. Чжу Бацзе наелся до отвала и продолжал расчищать дорогу. Танский монах, Сунь Укун и Шасэн еще раз поблагодарили гостеприимных жителей и простились с ними.

Много ли осталось путникам пройти и какие еще злые духи встретились им на пути – обо всем этом вы узнаете, читатель, из следующих глав.

Итак, Чжу Бацзе расчистил горный проход, и паломники продолжали свой путь. Время летело быстро, и снова наступили знойные дни лета.

И вот однажды монахи увидели впереди город. Сунь Укун внимательно присмотрелся и своими огненными глазами увидел над городской стеной флаг абрикосового цвета, а на флаге три больших иероглифа: «чжу», «цзы» и «го», что значит «Пурпурное царство».

Спустя немного времени монахи достигли городских ворот, прошли через мост, затем еще через трое ворот и вошли в город.

Следуя по главной улице, путники не переставали удивляться красоте домов, богато одетым прохожим, – они выглядели ничуть не хуже, чем в столице великого Танского государства. Чтобы не привлекать к себе внимания, Чжу Бацзе и Шасэн шли опустив голову. Только Сунь Укун смотрел по сторонам. Но люди здесь были воспитанные. Поглядев на диковинного вида монахов, они продолжали заниматься своими делами. Лишь несколько бездельников да уличных мальчишек с улюлюканьем и смехом провожали путников и кидали в них осколками кирпичей и черепицы, потешаясь больше всего над Чжу Бацзе. От волнения Танского монаха бросало в пот, и он непрестанно твердил: