Миямото Мусаси - Искусство править миром

Соответственно, периферийными смысловыми конструкциями здесь являются несколько структурных элементов. Гипотетическая готовность к битве разбивается на три принципиальные составляющие:

1. Боеспособность войск – передана знаком «нэн» (能) – «способность».

2. Ситуация в снабжении (шире – логистике) – передана знаком «юн» (用) со специальным значением «провиант, снабжение». Отметим, что здесь вновь наблюдается ловушка смысла. Шире и чаще встречается значение «использовать», здесь, однако, явно передается состояние дел в снабжении, а не активное действие использования чего-либо, что вытекает как из известного значения этого знака, применяемого в экономических трактатах традиционного периода китайской истории, так и из того, что «использовать» можно записать в один понятийный ряд с «готовностью», и в этом случае периферийная смысловая конструкция становится излишней, что недопустимо в столь сжатом и структурно выверенном отрывке текста.

3. Дистанция (далекая или близкая) – передана соответственно знаками «цзинь» (近) «близкий» и «юань» (遠) «далекий».

Таблица 1

Второй блок состоит из восьми предложений, вместе формирующих структуру сложносочиненного смыслового ядра А(而) B(之), где А – условия, при наступлении которых необходимо осуществить действие B по отношению к «нему» (врагу) – см. таблицу 2. Отметим, что в данном случае знак «эр» (而), выступающий в письменном языке в качестве универсального служебного слова для передачи различных союзов, переводится как «[Если] А то B». Здесь уже дается инструкция – перечень конкретных действий, необходимых для победы. Этот блок является не философским обоснованием, а практической частью.

Таблица 2

г. Заключение, подведение итогов

攻其無備，

出其不意，

此兵家之勝，

不可先傳也。

атакуй, [когда и где] он не готов;

выступай, [оттуда, где] нет его внимания.

Это обеспечивает воителю победу;

однако наперед преподать ничего нельзя.

В данном случае параллелизм уже не используется, подводится итог всего отрывка – он не несет на себе центральной смысловой нагрузки, скорее являясь своего рода заключением. Однако и здесь есть важные мысли, на которых акцентируется внимание читателя, а именно расположение в конце отрывка – в частности, «атакуй, [когда и где] он не готов; выступай, [оттуда, где] нет его внимания» – явная отсылка к последующим главам, где пойдет речь о «Пустоте и наполненности». Используем эту отсылку, чтобы показать читателю следующую важную особенность древнекитайских текстов и «Искусства войны» в частности, которую нельзя забывать при их чтении.

Здесь мы с вами, дорогой читатель, конечно же, встаем перед проблемой сохранности текста «Искусство войны», проблемой его передачи, нескольких вариантов текста и прочее. Все эти проблемы до сих пор так и не решены – три известные науке гипотезы, датирующие памятник соответственно VI–V, V и IV вв. до н. э., относя его, собственно, к эпохе Восточное Чжоу (771–221 гг. до н. э.) и к периодам «Весен и осеней» (771–453 гг. до н. э.) либо (что более логично) к периоду «Сражающихся царств» (453–221 гг. до н. э.), тем не менее не отменяют того, что в известном нам виде памятник сложился только к имперскому времени, к периоду Западная Хань (III в. до н. э. – I в. н. э.), что явственно следует из языка. Посему текст, очевидно, включает в себя разновременные напластования, отделить которые друг от друга если и возможно, то только путем комплексного текстологического анализа, который до сих пор не проведен. Это создает сложности в понимании текста, о которых писал, например, О. В. Зотов, отмечая, в частности, что само расположение глав в трактате на первый взгляд противоречит логике ведения боевых действий, так как вопросы стратегии в них «перемешиваются» с вопросами тактики.

О. В. Зотов видит в этом сложную внутреннюю логику трактата, и отчасти с таким взглядом нужно согласиться, о чем будет упомянуто ниже. Однако, как видится, прежде всего ответ лежит не в идейной плоскости, а в технической. «Искусство войны», вероятнее всего, не создавался одним автором в одно историческое время и был сведен воедино только на рубеже нашей эры, что осложняет поиски в нем некой единой логики и тем более затрудняет перевод.

Попытки приписать авторство трактата какому-либо одному полководцу или мыслителю скорее искусственны. Ни, собственно, описанный у Сыма Цяня Сунь-цзы, ни полководец Сунь Бинь, ни кто-либо еще не могут претендовать на единое авторство в силу разнородности текста. Поэтому рассматривать «Искусство войны» можно только в связи со всей китайской культурной традицией, поскольку, претерпев множество редакций в разное историческое время, он впитал в себя традиции всех основных философских направлений, от конфуцианства до легизма и даосизма. В этом содержится еще один ключ к его уникальной привлекательности для читателя, являя собой слепок со всей китайской культуры. Внутренняя логика, о которой упоминает О. В. Зотов, угадывается именно из синтеза всех философских традиций.

Подробнее узнать о том, как формируется общая идеология «Искусства войны», совмещающая в себе «конфуцианские», «даосские» и «легистские» устои, читатель может из статьи одного из ведущих российских китаеведов А. И. Кобзева, являющегося почти уникальным (одним из двух, известных автору) специалистом по китайской философии и единственным таковым в старшем поколении ученых.

Отметим также, что, являя собой подобный синтез, «Искусство войны», конечно же, перекликается с богатейшей традицией китайских боевых искусств, которые, также став в прошлом веке мировым достоянием, безусловно, способствовали расширению его и без того серьезной популярности.

Трактат «Искусство войны» как памятник китайской мысли, пользуясь невероятной популярностью у читателей всего мира, активно переводился на многие языки.

Одним из первых переводов «Искусства войны» на распространенный западный язык был англоязычный перевод Лайонела Джайлза (1875–1958). Строго говоря, ему предшествовал перевод Э. Калтропа, выполненный в 1905 г., но Джайлз был потомственным ученым-востоковедом и переводчиком, а также сотрудником Британского музея, что, вероятно, повлияло на популярность именно его перевода. Слово «потомственный» тут ключевое, ибо его отец, Герберт Алиен Джайлз (1845–1935), является отцом-основателем западной лингвистической традиции изучения китайского языка, будучи одним из авторов транскрипции Уэйда – Джайлза. Именно это, как видно, способствовало тому, что перевод стал классическим, т. е. принятым в научной традиции за основной и не требующий дальнейшего перевода заново. Безусловно, ключевую роль в этом сыграл несомненный авторитет отца Лайонела – Джайлза-старшего, переводившего китайское классическое письменное наследие – Лунь Юй, Дао дэ цзин, Чжуан-цзы, а также создавшего первый большой китайско-русский словарь. Англоязычный перевод, безусловно, упростил дальнейшие переводы на русский, и, как мы можем увидеть, они последовали почти синхронно со смертью Джайлза – переводы Н. И. Конрада (1950), Е. И. Сидоренко (1955), К. Б. Кепинга (1979), В. В. Малявина (2002) и другие.