Джо Стадвелл - Азиатская модель управления: Удачи и провалы самого динамичного региона в мире

Рыночная власть китайских рабочих уже нарастает, хоть и с большим опозданием, устраняя разрыв между ростом производительности и ростом заработной платы, столь характерный для всего периода развития китайской промышленности. Экономика больше не может развиваться просто за счет ежегодного добавления рабочих рук и инвестиций. Китаю придется приспосабливаться к новой демографической ситуации. По сравнению с Японией, Южной Кореей и Тайванем в Китае интереснее всего то, что он приходит к стабилизации численности и демографическому старению населения при более низком уровне ВВП на душу населения, а это означает, что на протяжении многих лет стране предстоит отвечать на более серьезные экономические вызовы. К 2030 г. здесь будет около 300 млн пенсионеров, потребляющих, но не создающих сбережения, а численность населения будет падать и не достигнет 1,5 млрд.

Помимо демографического сдвига можно с легкостью предсказать, что крайне медленные темпы институционального развития Китая приведут к усилению социальных конфликтов и в конечном счете к значительным экономическим издержкам. Политический плюрализм, разделение ветвей власти, независимость судебной системы и т. п. долгое время отодвигались на второй план. В течение 30 лет демократизация сельских выборов преподносилась как средство, с помощью которого КПК приведет страну к демократическому будущему, поскольку, утверждала партия, это и является ее главной целью. Но фактически в данном направлении сделано было очень немного, а в последнее десятилетие делается все меньше и меньше. В конце 1990-х – начале 2000-х в системе законодательства наметился определенный прогресс, но в последние годы КПК повернула этот процесс вспять. Голоса протестующих, в чем бы ни состояло их несогласие с правительством, грубо заглушаются в течение всего периода «реформ».

Начиная с 1978 г. КПК признает важную роль конкуренции в развитии экономики, но не осознает или не принимает ее роль на общественном и политическом уровне, несмотря на огромные изменения, происшедшие с тех пор в Китае и требующие большей политической искушенности.

Будучи страной, обладающей техническим потенциалом, Китай должен стать и страной с институциональным устройством. Только соединив одно с другим, он может войти в первую шеренгу государств и позволить народу искренне гордиться своим отечеством. До сих пор дефицит институтов не слишком замедлял рост китайской экономики, но придет время, и он этот рост затормозит. Уже сейчас китайское правительство тратит на мелочную опеку своих граждан денег больше, чем на оборону страны {576}.

На нынешней стадии развития Китай остается государством со средним доходом на душу населения и далеко отстающим в институциональном развитии. С точки зрения экономики ведущим государствам мира нечего опасаться Китая, а вот с точки зрения политики все не так однозначно. Мы должны надеяться, что поскольку Китай более космополитичен, а его военные в большей степени контролируются гражданской властью, чем в Германии середины XIX в. или в Японии между двумя мировыми войнами, то его растущая мощь не станет представлять угрозу. В ближайшие годы развитым странам придется отстаивать свои политические и гуманистические принципы в диалоге с куда более самонадеянным государством. И, конечно, вести этот диалог будет намного легче, если мы сами не будем питать иллюзий относительно подлинной природы и движущих сил экономического развития.

Исторический обзор экономического развития Восточной Азии показывает, что рецепт успеха прост, как дважды два четыре: семейное фермерство, экспортоориентированная обрабатывающая промышленность и строго контролируемые финансы, поддерживающие два вышеназванных сектора. Рецепт срабатывает потому, что его применение позволяло бедным странам извлечь из своей экономики гораздо больше, чем позволил бы в ином случае низкоквалифицированный труд местного населения на ранних стадиях развития. Правительство управляло экономикой, благодаря чему она продвигалась вперед и создавала благосостояние, за счет чего население, которое правительство не могло столь же аккуратно трансформировать, наверстывало упущенное.

Неоклассические экономисты не одобряют политического вмешательства в рынки. История, однако, показывает, что рынки, за исключением примитивного товарообмена, который институциональный экономист Рональд Коуз описывает как «обмен орехов на ягоды на опушке леса» {577}, целенаправленно создаются. Иначе говоря, в работоспособном обществе рынки создаются и пересоздаются политической властью. Если бы у японских, корейских, тайваньских и китайских помещиков не отобрали землю, то не возникло бы и избытка сельскохозяйственной продукции, необходимого для запуска индустриализации. Без направленности обрабатывающей промышленности на экспорт не удалось бы занять десятки миллионов бывших крестьян в современной экономике. Наконец, без финансового регулирования нечем было бы платить за ускоренное освоение современных технологий. Рынки и конкуренция были поставлены на службу развитию страны.

Идея (как и историческое осмысление глобальных процессов развития), которую Восточная Азия преподносит экономистам, состоит в отсутствии единственного типа экономики. Как минимум существуют два типа. Во-первых, это экономика развития, что сродни процессу обучения. Работающие в ней люди (желательно все население страны) приобретают навыки, необходимые для конкуренции с аналогичными предприятиями по всему миру. Экономике развития требуются забота, протекция и конкуренция.

Во-вторых, это эффективная экономика, применимая к более поздней стадии развития страны. Она требует меньшего вмешательства государства, дальнейшего дерегулирования, либерализации рынков и большей концентрации на получении прибыли в ближайшем будущем. Дело здесь не в том, существуют ли два типа экономики, соответствующие разным стадиям развития, а в том, где эти стадии переходят одна в другую. Это трудный и интересный вопрос, заслуживающий самого пристального внимания экономистов.

К сожалению, интеллектуальная тирания неоклассической «эффективной» экономики – естественного предмета изучения для богатых стран – почти исключает честное обсуждение вопросов экономического развития. Бедные государства могут преуспеть только за счет лжи. Им приходится во всеуслышание объявлять о своей приверженности экономике «свободного рынка», навязываемой богатыми странами, в то время как развивающиеся страны проводят политику государственного регулирования, ибо только за счет него они могут разбогатеть.