Джо Стадвелл - Азиатская модель управления: Удачи и провалы самого динамичного региона в мире

Вообще японцы были исключительно внимательными учениками. Большинство руководителей высшего звена путешествовали в 1870 – 80-х гг. по Европе и Северной Америке. Первая японская миссия, отправленная за рубеж в 1871 г., включала трех министров и была использована для определения пилотных индустриальных проектов {169}. Хотя японцы часто посещали Англию, Францию и Соединенные Штаты Америки, их фаворитом оставалась Германия. Ито Хиробуми, первый (и неоднократный) премьер-министр Японии, провел в 1882 г. два месяца в Берлине, встречаясь там с «железным канцлером» Отто фон Бисмарком.

Несколько человек из второго поколения политических лидеров эпохи Мэйдзи годами обучались в Германии. Хирата Тосуке, в 1890-х гг. министр сельского хозяйства и коммерции, а затем министр внутренних дел, стал первым японцем, получившим ученую степень доктора в Германии в 1875 г. Хирата также сделал один из нескольких переводов трудов Листа на японский {170}. Канаи Нобору учился в Германии в 1880-х гг., где ему преподавали почти все крупнейшие представители «Исторической школы». Вернувшись на родину, он воспитал целое поколение чиновников в качестве профессора Императорского университета Токио, который по сей день остается самым элитарным учебным заведением для государственных служащих. Кроме того, нескольких видных немецких ученых приглашали в Японию для преподавания и консультирования правительства.

Дневники и другие личные бумаги ведущих государственных деятелей Японии содержат постоянные ссылки на пригодность прусских идей и институтов для их страны. Историк Кеннет Пайл назвал стремление копировать траектории развития развитых государств «идеей фикс эпохи Мэйдзи применительно к развитию» {171}. Историк экономики Роберт Уэйд отметил, что в японском языке эта концепция часто выражалась метафорой, согласно которой все развивающиеся страны и их экономики в конце концов «спускаются по одному и тому же участку реки». По сути, это была отчетливо выраженная позиция «Исторической школы».

Япония эпохи Мэйдзи начала реализовывать свою промышленную политику в 1870-х гг., как и Пруссия в конце XVIII в., с открытия ряда государственных опытных фабрик в базовых отраслях. Большинство из них разорились, но, как и в Пруссии, правительство было готово субсидировать первоначальный процесс обучения, в отличие от частных инвесторов, не желавших рисковать своими капиталами в деле, которое они не понимали. Подобно тому как пруссаки покупали и копировали английские машины, а также переманивали английских инженеров к себе на работу вопреки запрещавшим это английским уголовным законам, Япония модифицировала импортное оборудование и нанимала иностранцев с необходимыми техническими знаниями. В течение 10 лет после реставрации Мэйдзи число иностранцев, приглашенных на работу в Японию, достигло 400 человек, а затем увеличилось на несколько тысяч.

В 1843 г. Великобритания отменила последние юридические ограничения на экспорт оборудования для обрабатывающей промышленности. В континентальной Европе правительства и городские гильдии также начали снимать аналогичные ограничения. В результате доступность иностранных технологий для Японии эпохи Мэйдзи оказалась менее затрудненной, чем для континентальных европейских государств {172}. При этом японцев понуждали к подписанию международных патентных соглашений и авторских договоров, но они их игнорировали. «То, что они [соглашения] не представляли эффективных препятствий для копирования японцами иностранных образцов, – писал историк японской экономики Уильям Локвуд, – служило постоянным поводом для жалоб со стороны зарубежных производителей» {173}.

Подобно тому как это происходило снова и снова в развивающихся странах Восточной Азии после Второй мировой войны, японские подделки в эпоху Мэйдзи представляли собой в общем случае малозатратные, технически несложные, адаптированные к рынку изделия, которые за их дешевизну и безвкусие иностранцы высмеивали. На деле же обычно это были товары, предназначенные прижимистым сельским потребителям, составлявшим ключевой первоначальный рынок. Реже зарубежная технология не только копировалась, но искусно совершенствовалась, как это произошло с автоматизированным ткацким станком компании Toyoda, перепроданным обратно Великобритании, лидировавшей тогда в текстильном производстве {174}.

Подобно Пруссии, Япония препятствовала прямым инвестициям иностранцев в свою экономику. В 1880-х гг. японское правительство продало по низким ценам частным предпринимателям бóльшую часть своих опытных предприятий в таких отраслях, как горная промышленность, хлопкопрядение, производство шерстяных нитей, шелкомотальная промышленность, судостроение, производство листового стекла и цемента. Впоследствии многие из этих предприятий стали высокоприбыльными {175}.

В 1889 г. в Японии была обнародована новая конституция (модифицированный вариант конституции Пруссии), законодательно передавшая управление значительной частью бизнеса, фактически управляемого государством, в руки чиновников {176}. В дальнейшем эти чиновники взрастили первое поколение предпринимателей путем не только продажи опытных заводов, но и выдачи лицензий на управление компаниями, которые, будучи олигополиями, сталкивались лишь с ограниченной конкуренцией и получали гарантированные минимальные прибыли в горном деле, судостроении и инфраструктурных проектах. Например, строителям железных дорог гарантировалсь прибыль в размере не менее 7 %. Компания Mitsubishi, основанная в 1870 г. Ивасаки Ятаро, торговцем с хорошо налаженными политическими связями, получала от правительства суда и огромные субсидии до тех пор, пока не окрепла настолько, что преодолела засилье зарубежных компаний в судоходстве. В период между 1880-м и 1913 гг. японский экспорт, представленный вначале в основном лишь шелком-сырцом и простой мануфактурой мелких фирм, увеличился в восемь раз.

В Германии появлялось мало серьезных промышленных инноваций вплоть до финальных стадий восхождения страны на уровень современности в конце XIX – начале XX вв. В Японии данная тенденция проявилась еще сильнее. Прусским, а затем немецким ключом к прогрессу стало увеличение масштаба инвестиций, часто путем слияния фирм, всего лишь при постепенных модификациях прежних технологий.

Промышленное оборудование, которое использовала Германия во время своего подъема, было разработано в основном в Англии и Франции: процесс Гилкриста – Томаса для производства чугуна в чушках без содержания фосфора, оборудование для коммерческого производства анилиновых красителей, комплекс технологий для производства и передачи электроэнергии. Благодаря беспрецедентным объемам выпускаемой продукции, затраты на ее единицу в Германии были ниже, чем у признанных индустриальных держав вроде Великобритании, чьи ранние инвестиции в небольшие предприятия стали для нее обузой. Эффект масштаба немецкой экономики был таков, что ее металлургические и сталелитейные заводы стали окупать затраты на импорт 50 % поставляемой для них железной руды, и это в то время, когда удельные фрахтовые ставки были гораздо выше, чем сейчас. (Эти предприятия по-прежнему остаются самыми эффективными производителями в Европе.) Германия вела игру c адресным индустриальным развитием, в которой довела суммарные ежегодные инвестиции в свою экономику до невиданной прежде величины – четверти валового национального дохода (ВНД) {177}.