Ручир Шарма - Прорывные экономики. В поисках следующего экономического чуда

Любопытно, что Китай в наши дни тоже все больше переходит со своего прежнего жесткого и неудобного пути на японский. В 1998 году страна была еще в основном изолирована от потоков капитала, разносивших азиатскую заразу по всему миру, но все равно проводила жесткие реформы, направленные на оптимизацию государственных предприятий и приватизацию рынка недвижимости. Это позволило Китаю довести свою производственную систему практически до совершенства, но сегодня он оказался в более трудной ситуации. В Китае и банки, и их корпоративные клиенты, как правило, принадлежат государству, которое контролирует львиную долю экономики, и государство никогда не позволяет этим должникам доводить дело до банкротства. Должники просто «зависают», рассчитывая на очередной транш дешевых кредитов, который поможет им поправить финансовое положение. Начиная с 2008 года суммарная задолженность как доля от ВВП страны выросла со 115 до 170 процентов, и чем богаче становится Китай, тем менее вероятно, что страна добровольно пойдет на жесткие меры.

Укрепление связей между странами в последние десятилетия привело к тому, что они все меньше склонны позволять своим торговым партнерам «уходить под воду». Несмотря на нынешнюю бурную дискуссию на тему долговых дефолтов, начавшуюся в связи с кризисом в Греции, на самом деле риски неплатежей, по сути, исчезли с международной экономической арены. В своей книге «На этот раз все будет иначе» [15]ученые-экономисты Рогофф и Рейнхарт предлагают поражающую своей банальностью модель дефолта прошлых лет: в период между 1920 и 2003 годом обязательства по платежам не выполняли, как правило, страны, на которые приходилось 5–10 процентов от совокупного дохода; пик дефолта, до 40 процентов, пришелся на годы Великой депрессии и Второй мировой войны; на конец 1980-х этот показатель составлял 15 процентов. А вот начиная с 2003 года, когда начался синхронизированный глобальный бум, доля стран, которые довели свою экономику до этого печального состояния, снизилась с 5 процентов до нуля в любой год, на выбор. А все дело в том, что ни одно богатое государство не желает страдать от жесткой посадки или рисковать от волнового эффекта жесткой посадки своих соседей.

Однако наихудший из возможных сценариев – это даже не те страны, которые, упав на самое дно, не набивают синяков и шишек, а те, которые, стараясь выбраться из этой ямы, не идут ни на какие риски. Меня всегда забавляло чувство самолюбования и выполненного долга, источаемое индийцами, сумевшими увернуться от азиатского кризиса 1998 года – при том что в предыдущие годы экономика страны развивалась весьма скромно. Я и сегодня вижу такое же отсутствие ощущения потребности в безотлагательных мерах на многих формирующихся рынках, от Индии до Бразилии, которые явно считают экономический бум последнего десятилетия заслугой своей внутренней политики, а не следствием освобождения глобальных денежных потоков. И я убежден: поскольку мировая экономика вступает в новую эру, этому самодовольству суждено стать огромной преградой на пути прогресса человечества.

Зарождающиеся рынки уже стали настолько важным столпом глобальной экономики, что легко забыть, насколько нова эта концепция. Первое пришествие этих рынков датируется серединой 1980-х годов, когда Уолл-стрит начала отслеживать их как отдельный класс активов. Сначала их назвали «экзотическими», но потом, поняв, что это название отпугивает многих клиентов, его сменили. В те времена на эти рынки приходилось менее одного процента денег, вращающихся на глобальных фондовых биржах, но их рост на ранних этапах носил поистине взрывной характер. Это был хаотический период великих находок и исследований, ибо многие страны открывались для иностранных инвесторов впервые за всю свою историю. Тайвань распахнул свои двери миру в 1991 году, Индия – в 1992 году, Южная Корея – в 1993 году (хотя инвестиции в эту страну ограничивались 10 процентами второстепенного участия в капитале), Россия – в 1994 году. Китай и сегодня открыт для иностранцев лишь частично: они имеют ограниченный доступ к компаниям, зарегистрированным на Шанхайской бирже, а акции материковых компаний приобретаются в основном на рынке Гонконга. Впрочем, несмотря ни на что, в период между 1987 и 1994 годом растущий интерес инвесторов привел к беспрецедентному и беспорядочному 600-процентному буму (в долларовом выражении) инвестиций в формирующиеся рынки. За эти семь лет сумма вложенных в них денег выросла с менее одного процента до почти 8 процентов от глобального фондового рынка.

Последовавший за этим резкий спад весьма поумерил пыл иностранных инвесторов. С 1994 по 2002 год в ряде государств, от Мексики до Таиланда, разразилась целая череда экономических кризисов, в результате чего фондовые рынки развивающихся стран потеряли почти половину своей стоимости. То, что сегодня многие вспоминают как безудержное наступление формирующихся рынков по всем фронтам, на самом деле было подъемом одного Китая: в период между 1987 и 2002 годом суммарная доля развивающихся стран в мировом ВВП снизилась с 23 до 20 процентов, даже несмотря на то что доля Китая выросла в целых два раза, до 4,5 процента. Иными словами, весь груз заслуг нес на себе Китай, и к концу названного периода доля развивающихся стран в глобальных фондовых рынках снизилась наполовину, опять до менее 4 процентов. Иными словами, еще совсем недавно, в 2002 году, многие крупные инвесторы сильно сомневались, стоит ли вообще инвестировать в экономику столь малоэффективных стран.

Формирующиеся рынки пошли на взлет как группа только после 2002 года. Это было их второе пришествие, и именно оно привело впоследствии и к глобальному буму, и к краху 2008 года. С 2002 года доля зарождающихся рынков в мировом ВВП начала быстро расти и увеличилась с 20 до 34 процентов (отчасти из-за неуклонного подорожания национальных валют), а доля в мировых фондовых рынках выросла с менее 4 процентов до свыше 10. Огромные потери 2008 года к 2009 году были в основном компенсированы, но с тех пор данный процесс идет все медленнее. И сегодня мы вступаем в эпоху третьего пришествия развивающихся стран – эпоху все более умеренного роста, возврата к непостоянству экономического развития и отказа от стадного поведения.

На этом новом этапе всем будет очень не хватать как бесконечного потока дешевых денег, питавших огульные инвестиции в формирующиеся рынки, так и радужного оптимизма, порождения поистине потрясающих темпов глобального экономического развития. Темпы роста глобального ВВП последнего десятилетия, составлявшие 3,6 процента, по всей вероятности, в следующем десятилетии замедлятся до 2,9 процента, и прибыли фондового рынка развивающихся стран, скорее всего, тоже будут расти более умеренными темпами. Если в период между 2003 и 2007 годом они росли в среднем на 37 процентов в год, то в ближайшее десятилетие, вполне вероятно, ограничатся 10-процентным ростом, в первую очередь потому, что акции и валюты формирующихся рынков сегодня уже никак не назовешь дешевыми.