Эндрю Скотт Берг - Гений. История человека, открывшего миру Хемингуэя и Фицджеральда

В то время когда Скотт был занят работой над «Габриелем Тромбоном» , они с Зельдой переехали на Лонг-Айленд, где взяли в аренду великолепный дом в недавно отстроенной деревне Грейт Нек. Фицджеральд снова начал пить. Позже он написал в своем гроссбухе, что 1923 год был «комфортным, но разрушительным». Несколько рассказов, экранизации и прочие достижения принесли ему почти тридцать тысяч долларов, а это на пять тысяч больше, чем в предыдущем году. Но спустя несколько месяцев беззаботной жизни Фицджеральд признался Максу Перкинсу, что каким-то образом погрузился в «ужасный хаос». Он довел до нужного уровня пьесу, которая теперь называлась «Овощ», [49] и нашел продюсера, готового поставить ее. Он переписывал пьесу четыре раза, не сильно заботясь о том, что снова столкнется с критикой Макса, а затем потратил много недель на посещение репетиций в городе и проверку сценария каждую ночь.

«Я дошел до предела», – писал он Перкинсу в конце 1923 года. Даже после того как он получил гонорар за роман «Прекрасные и проклятые» , все еще был должен издательству Скрайбнеров несколько тысяч долларов. Он нервно спрашивал, можно ли внести в счет первые выплаты за пьесу, которая, по словам всей труппы, обещала аншлаги, и погашать долг, пока не будет выплачена вся сумма.

– Если мне каким-то образом не удастся достать в банке шестьсот пятьдесят долларов к утру среды, мне придется заложить мебель. Я даже не смею явиться туда лично, но, ради бога, попытайтесь это исправить, – в ужасе признался он Перкинсу.

После этого Макс положил деньги на счет даже без предложенного Фицджеральдом поручительства.

Тридцатые годы двадцатого века были самыми яркими годами Бродвея. Джон Бэрримор играл Гамлета, а в нескольких кварталах от него его сестра Этель блистала в «Ромео и Джульетте». [50] «Счетная машина» Элмера Райса [51]и «Шесть персонажей в поисках автора» Пиранделло [52]также уже появились на свет. Большинство критиков называли «Верность» Голсуорси лучшей постановкой сезона. Ну а пьеса «Овощ» Ф. Скотта Фицджеральда так и не добралась до города. По правде говоря, большинство тех, кто видел открытие занавеса в Атлантик-Сити, не остался в театре до того момента, как он снова опустился.

«Вы слышали, что постановка Скотта с треском провалилась? Похоже, второй акт совершенно сбил аудиторию с толку. Скотт достойно умел принимать победы и поражения. Как только он обо всем узнал, позвонил мне и описал провал в самых безжалостных красках. А еще добавил, что сказал Зельде: “Вот к чему мы пришли после всех этих книг. Ничего. Ни цента. Нам придется все начать заново”», – писал Перкинс Чарльзу Скрайбнеру.

Успешный редактор – тот, кому удается постоянно находить новых авторов, взращивать их талант и издавать их, получая в награду коммерческий успех и положительную критику. Восторг, сопровождающий находку новой свежей работы, делает этот поиск стоящим делом, даже когда ожидание и работа длятся месяцами, а иногда и годами, ограничиваясь только копанием в текстах и жалким разочарованием. Уильям К. Браунелл однажды слышал, как Роджер Берлингейм, один из молодых коллег Макса, сказал, что совершенно обескуражен их работой. Он подошел к Берлингейму и заявил, что девяносто процентов времени, которое редакторы тратят на выполнение своих обязанностей, с тем же успехом и на то же самое мог бы потратить любой мальчишка из офиса. «Но раз в месяц или раз в полгода наступает момент, с которым можете справиться только вы. И в этот момент сплетаются воедино все ваше образование, весь опыт, все, что вы думаете о собственной жизни», – сказал Браунелл. Летом 1923 года Скотт Фицджеральд обратил внимание Перкинса на одного из своих соседей по Лонг-Айленду, своего друга Рингголда Уилмера Ларднера, [53]известного спортивного комментатора и обозревателя юмористической газеты. Ларднер и Фицджеральд сильно отличались друг от друга во многом. Ларднеру было тридцать восемь, он был высок и темноволос, с глубокими угрюмыми глазами. Он стабильно писал и никогда не считал свое творчество чем-то особенным. Фицджеральд был невысоким и бодрым. Его работа носила нерегулярный характер, и он писал для потомков. Но все же у этих двух мужчин была одна общая черта: они оба любили кутежи и могли пить с ночи до утра, пока над заливом Лонг-Айленда не поднимется солнце.

Ларднер опубликовал несколько глав своих зарисовок, написанных от первого лица, но критики не уделили им особого внимания. Вообще, «Ты знаешь меня, Эл», была сборником коротких историй в форме писем, написанных полуграмотным новичком из бейсбольной команды.

Другими его героями были исполнители Tin Pan Alley, [54]хористки и стенографистки, чья приземленная манера речи раскрывала в них представительниц самых заурядных слоев общества. Читая длинную историю Ларднера под названием «Золотой медовый месяц», [55] Перкинс думал, что неплохо бы собрать несколько отрывков оттуда в одну главу.

«Я пишу вам, чтобы сообщить, как все мы должны быть заинтересованы в такой возможности. Я бы вряд ли пошел на это, если бы Скотт не заверил меня в возможности этого предприятия, так как ваша позиция в литературном мире привела к осаде со стороны издателей и их письма о заинтересованности в вашей работе наверняка не приносят ничего, кроме неприятностей» , – сообщил ему Перкинс в июле.

Тем летом Перкинс познакомился в Грейт-Нек с Ларднером. Фицджеральд присоединился к ним за ужином в ресторане Рене Дюрана. Ринг упомянул кое-какие из своих работ, которые могли бы заинтересовать издателя, а Скотт все болтал о своих друзьях, называя их «славными малыми». Когда вечер слегка утратил трезвые очертания, Ринг отправился домой, а Скотт настоял на том, чтобы покатать Макса по Лонг-Айленду. Без происшествий они добрались только до самой машины. Впоследствии «The New Yorker» прокомментировал случившееся:

«Нет никаких разумных объяснений тому, почему он [ Фицджеральд ] не повернул машину вправо, как сделало бы большинство людей и чего можно было бы ожидать от такого известного человека. Но после парочки коктейлей ему, похоже, показалось более уместным повернуть влево и слететь с дороги».

В темноте машина, в которой находились Скотт и Макс, скатилась с крутого холма прямиком в пруд с лилиями. На следующий уикенд Перкинс приехал в Виндзор и сказал Луизе:

– Скотт Фицджеральд назвал меня «славным малым», потом сказал, каким славным малым был Ринг и он сам, а потом, совершенно не подумав обо мне, что, кстати, было бы неплохо со стороны одного «славного малого» по отношению к другому «славному малому», он просто взял и въехал в чертов пруд!

Перкинс смеялся над этой историей много лет, и с каждым новым его рассказом водоем, в которую они угодили, становился все больше. С помощью Фицджеральда Макс начал собирать истории, о которых Ларднер говорил тем ранним летним вечером. Задание оказалось непростым, потому что Ринг так мало о них заботился, что даже не подумал создать копии. Как только история была написана, он тут же о ней забывал. По большей части Максу приходилось полагаться на ненадежную память Ларднера, чтобы разведать, где он публиковался. И даже когда Ринг вспоминал, им приходилось рыться в библиотечных хранилищах и журнальных «моргах», так что сборы продлились вплоть до декабря, пока Перкинсу не удалось разыскать все рассказы. К тому моменту редактор был настолько захвачен идеей создания сборника под названием «Как писать рассказы» , [56]что принял решение об издании, не согласовав со старшими коллегами, и включил книгу в весенний список. Процедура была не совсем правильно проведена, так как автор не дал издательству официального согласия на публикацию.