Эндрю Скотт Берг - Гений. История человека, открывшего миру Хемингуэя и Фицджеральда

«Если у них с “Ливерайтом” не сложится, он придет к вам, у него есть будущее. Ему двадцать семь», – написал Фицджеральд Перкинсу.

Летом Скотт и Эрнест стали видеться все чаще, и в основном они пересекались в доме Гертруды Стайн. [92]Стены ее квартирки на Флёрюс, 27 были увешены полотнами молодого Пикассо, Сезанна, Матисса и других современных художников, которым она оказывала финансовую поддержку еще до того, как они обрели славу. Перкинс никогда не встречался с мисс Стайн, но ему нравился ее роман «Создавая американцев». [93]

«Тем не менее сомневаюсь, что у многих читателей хватит терпения на ее бесконечные повторы и “эффектный” импрессионизм».

Фицджеральду и Хемингуэю она казалась такой же властной, как и ее книги. Они наслаждались смешанным обществом навещавших ее литературных изгоев, таких как Джон Дос Пассос, [94]Форд Мэдокс Форд, [95]Эзра Паунд и Роберт Мак-Алмон, [96]который опубликовал книгу Хемингуэя «Три истории, десять поэм».

Хемингуэй и Фицджеральд завели привычку вместе отправляться в экспедиции, однако детская непрактичность Скотта часто приносила им кучу проблем. Одно путешествие на машине Скотта из Лиона в Кот-д’Ор возмутило Хемингуэя настолько, что он решил написать об этом Максу. Путешествие началось с того, что Фицджеральд опоздал на поезд из Парижа, а затем было целое море вина и атака диких гусей в Маконе. Закончилось все словами Хемингуэя: «Никогда… не отправляйтесь в путешествие с тем, кто вам не нравится».

Макс ответил:

«Все мои путешествия обычно заканчиваются Бостоном, Филадельфией и Вашингтоном, и моими спутниками обычно являются соседи по комнате для курения». Поначалу Эрнест питал к Фицджеральду большую любовь и уважение. Он считал «Великого Гэтсби» «совершенно первоклассной книгой». Но и тогда его уже раздражала незрелость Скотта, и он стал относиться к нему по-отечески, хотя и был на три года младше. В 1960 году, когда Хемингуэй писал о первом годе их общения в книге «Праздник, который всегда с тобой» и использовал в качестве реминисценции свои юношеские писательские дни в Париже, его тон изменился с отеческого на покровительственный. Он вспоминал, как закончил читать роман Фицджеральда и у него возникло чувство, что «независимо от того, что Скотт делал или как себя вел, я должен был понять, что это была болезнь, и я должен помочь ему, как только смогу, постараться быть хорошим другом. У него очень много прекрасных друзей – больше, чем у кого-либо, кого я знаю. И я числился среди них просто как еще один, независимо от того, могу я ему помочь или нет. Если уж он смог написать такую книгу, как “Великий Гэтсби”, то, я уверен, сможет написать еще одну, даже лучше».

Пути Хемингуэя и Фицджеральда разошлись летом 1925 года. Эрнест и его жена Хэдли отправились в Памплону смотреть бои быков, а Скотт и Зельда – на юг Франции. Перкинс получал от Фицджеральда повторяющиеся вопросы о деньгах и заверял его от лица Scribners :

«Если это воодушевит вас продвинуться в работе над новым романом, мы, конечно же, будем рады отправить вам деньги».

Макс хотел, чтобы Скотт рассказал ему идею нового романа, над которым трудился, хотя и знал, что подобные просьбы часто «охлаждают писательский пыл».

В конце лета Фицджеральд начал работу над новым произведением. Ему понадобилось пять попыток и семнадцать различных версий, прежде чем он смог превратить ее в мощную и очень личную книгу под названием «Ночь нежна» . По мере создания романа Фицджеральд придумал множество поворотов сюжета, и, время от времени отслеживая его работу, Перкинс ловил себя на мысли, что читает три совершенно разных романа.

Первое официальное сообщение Скотта о новой книге пришло в августе из Антиба, и в нем значилось:

«В основе романа “Наш вид” лежит несколько идей, одна из которых – продуманное убийство из дела Леопольда – Лёба. И кроме того, скандал, который мы с Зельдой пережили в мае и июне, когда жили в Париже ( это секрет ) ».

Делом Леопольда – Лёба была история шестнадцатилетней Дороти Эллингсон из Сан-Франциско, которая убила собственную мать в ходе ссоры, начавшейся из-за разгульного образа жизни девушки.

Как обычно, Фицджеральд собирался обнародовать роман среди членов блистательного общества, которым так восхищался. Вспоминая годы, проведенные в Европе, Фицджеральд всегда выделял из общей массы человека, который, как он отметил впоследствии, «пришел в мою жизнь, чтобы указывать, как общаться с людьми, когда наши отношения с ними успешны: что делать, что говорить, как делать людей счастливыми хоть на мгновение». Этим человеком был Джералд Мерфи [97]и его очаровательная жена Сара, чья манера общения так пленила Скотта и Зельду, что они разделили с Мерфи «немало торжеств». В первой версии романа Фицджеральд знакомил читателя с пылким юношей по имени Фрэнсис Меларки, который отправился в путешествие по Европе в компании своей властной матери. Меларки познакомился с Сетом Рорбеком (Мерфи), пастором эмигрантов с Лазурного Берега и сразу же влюбился в его жену Дину. Фицджеральд еще не знал, как подвести Фрэнсиса к убийству матери, но любовный треугольник вырисовался довольно четко.

«В определенном свете мой сюжет чем-то схож с сюжетом Драйзера из его “Американской трагедии”. Вначале меня это беспокоило, но теперь уже нет, наши мысли совершенно разные» , – писал он Перкинсу из Парижа несколько месяцев спустя. После он назвал свой роман «Ярмарка мира».

Остаток года Перкинс почти не получал от Скотта вестей, если не считать редких денежных запросов.

«Смогу ли я вообще когда-нибудь расплатиться?» – спрашивал Фицджеральд, содрогаясь от мысли о растущем долге перед Scribners . Памятуя о неуклонном снижении продаж со времен «Рая» , Фицджеральд боялся, что его книги уже никогда не будут так хорошо продаваться вновь и что его новый сборник « Все эти печальные молодые люди » не перешагнет отметку даже в пять тысяч экземпляров. Перкинс же считал, что девять историй, описанных им в сборнике, произведут на публику мощный эффект, так как автору удалось проложить мостик между меркантильностью и искусством. Редактор писал Фицджеральду по поводу « Богатого мальчика» и особенно «Зимних мечтаний» :

«Они глубже… чем все прочие рассказы из предыдущих сборников. Честно говоря, это прекрасно, что вам удалось сделать их такими интересными для широкой публики, ведь они несут в себе очень важный посыл» .

Позже он заверил Скотта: «Теперь у тех, кто верил в вас, есть совершенно оправданная возможность решительно заявлять: “Я же говорил!”».

В конце года Скотт впал в очередную «безбожную депрессию». Перкинс не мог ему помочь, так как на сей раз упадок Фицджеральда не был связан с тем, что он чувствовал себя бездарным автором.