Мари-Од Мюрай - Мисс Черити

Я

Герр Шмаль, мне необходимо поговорить с вами… Нет… Какой у вас адрес? Да-да, именно так, дайте ваш адрес.

Он проговорил адрес, я повторила за ним.

ГЕРР ШМАЛЬ

А как дела у вашей гувернантки? Я полагал, она придет с вами…

Я

Но ведь… ее уволили.

ГЕРР ШМАЛЬ (в ужасе)

Уволили?!

Мама уже шагала к нам. И мне пришлось спешно прервать разговор.

Я

До встречи, герр Шмаль.

Я убежала. К счастью, мама не узнала наставника Филипа. На ее расспросы я ответила, что незнакомец поинтересовался, кого хоронили.

МАМА

Но, Черити, как вы могли с ним заговорить! Иногда вы меня поражаете.

Если бы мама знала, что я задумала, она поразилась бы еще больше. Я решила назначить герру Шмалю встречу после обеда в тератологическом зале музея, напротив двухголовой змеи. Написав и спрятав записку, я спустилась на нижний этаж в поисках гонца. Глэдис Гордон часто убегала якобы за покупками (которых ей никто не поручал). За это ее бранила Мэри, бранила мама, бранила Табита. Глэдис выкручивалась, вытирала рукавом несуществующие слезы, глупо ухмылялась, и все начиналось сначала. Она явно водила знакомство с какими-то юными трубочистами или продавцами каштанов; меня это как раз устраивало. У меня осталось с Рождества немного денег, всего два шиллинга, но одного из них вполне хватило на подкуп Глэдис. Около часа она где-то пропадала, «занимаясь покупками», а потом вернулась с ответом от герра Шмаля, в котором он подтверждал нашу встречу и выражал свое недоумение. В свое время леди Бертрам заверила его, что у мадемуазель Легро все будет в порядке, если он станет держать язык за зубами. Теперь он от всего сердца жалел ее как мать, утратившую сына, но порицал за обман. Глэдис, вручившая мою записку лично герру Шмалю, не одобрила мой «выбор». Среди продавцов каштанов нашлись бы парни получше! Второй шиллинг заставил ее замолчать.

К тому времени у меня уже вошло в привычку ускользать из дома через черный ход. В этом отношении я не слишком отличалась от Глэдис.

Итак, в следующий вторник я наконец снова увиделась со старым другом. Я имею в виду двухголовую змею. Склонившись над застекленной витриной, я репетировала в уме разговор с герром Шмалем. Необходимо в самых мрачных красках описать ему положение Бланш (что, учитывая обстоятельства, не представляло труда). Но как его убедить вырвать ее из цепей рабства? Нужно ли открыть ему секрет Бланш? Неужели ему было невдомек, что она его любит?

ГЕРР ШМАЛЬ

Господи, я заставил вас ждать, мисс Тиддлер! Вы сегодня чудо как хороши!

Я носила траур по кузену, на мне была старая помятая шляпа, а в руках – зонт, с которого текла вода. Но герр Шмаль всегда поэтически смотрел на мир.

Я

У меня не так много времени. Я должна рассказать вам о Бланш и о месте, где она сейчас.

По мере того как я описывала Стоунхед, взгляд герра Шмаля все больше мрачнел, как у Вильгельма Телля перед лицом тирана. Я бы гроша ломаного не дала за жизнь миссис Грамбл, окажись герр Шмаль в тот момент перед ней с арбалетом в руках.

ГЕРР ШМАЛЬ

Чудовищно. Несчастное дитя! Бедняжка!

Но негодования было мало, чтобы броситься на выручку Бланш. Его щепетильность не позволяла ему немедленно стать спасителем мадемуазель Легро. Что она подумает, появись он в Стоунхеде с предложением о побеге! Это же так неприлично! Мое время истекало. Пора было возвращаться.

Я

Герр Шмаль, надеюсь, Бланш простит мне эти слова…

Он вздрогнул; глаза засияли надеждой.

Я

Мадемуазель Легро вас любит. Возможно, вы не подозревали… Разве вы не видели…

ГЕРР ШМАЛЬ

Ни слова больше, ни слова…

Он сжал мою руку так, что хрустнули кости. Он тоже сделал признание. Он любил мадемуазель Легро; бедный жалкий человек, годившийся ей в отцы, он все-таки позволил себе ее полюбить.

ГЕРР ШМАЛЬ

Могу ли я надеяться…

Я

Конечно да, да! Скорее поезжайте за ней, пока не слишком поздно! Дорога каждая минута!

Он буквально воспринял это выражение и тут же ушел, взволнованный, даже забыв проститься.

Изо дня в день я ждала письма; так прошла неделя, вторая. Примерно тогда же мама начала заговаривать о моем дне рождения, то и дело повторяя примечательную фразу: «Все-таки семнадцать лет». Я догадалась, что это «все-таки» означает торжественный прием с гостями: мисс Дин, четой Саммерхилл, девицами Гардинер, преподобным Донованом, доктором Пайпером и еще парой-тройкой папиных рыбаков на мушку. Однако вкупе с новостью о том, что вместе с Саммерхиллами приедет их сын Генри, это «все-таки» стало звучать угрожающе. Очевидно, мама считала меня уже девицей на выданье. И потому я была обязана встречаться с молодыми людьми… Я так и представляла будущий прием: бедный мистер Генри ухаживает, я отвечаю ему любезностями; и вот уже мы оба непринужденно щебечем: «Очень рад нашему знакомству», «Премного благодарны за визит». Для того ли я провела семнадцать лет среди крыс, кроликов и пернатых, чтобы в день своего рождения терпеть все эти человеческие кривлянья?

Может, современные молодые люди сейчас вкладывают в слова «день рождения» особый смысл? Но в 1887 году считалось крайне неприличным упоминать вслух причину торжества. Поздравить меня с днем рождения было бы бестактным напоминанием о досадной ситуации, в которой меня угораздило оказаться семнадцатью годами ранее. К тому же в присутствии свидетеля. Даже доктор Пайпер, который как раз и помог мне когда-то прийти в этот мир, изобразил при виде меня искреннее удивление: как это я тут оказалась?

Я никогда раньше не встречала сына мистера и миссис Саммерхилл. Землистого цвета лицо, серая, будто подернутая паутиной радужка глаз и покрытая перхотью одежда, которую мне все время хотелось отряхнуть. Похоже, ему уже сообщили, что суммарная рента моих родителей – две тысячи фунтов, так что весь вечер он без устали выискивал у меня всяческие достоинства. Выяснилось, что у меня «чарующий» голос, руки «художника» и «невиданная» чувствительность. Следует также отметить, что мама не упустила случая выставить меня напоказ и заставила показать гостям альбом с акварелями, а потом декламировать любой сонет Шекспира на их выбор. Я сгорала от стыда. К счастью, все вскоре переключились на мисс Дин, которая прочла знаменитые строки Альфреда Теннисона.

МИСС ДИН (наизусть)

Мужчине – меч, а женщине – игла,

На поле брани он, она – пред очагом;

Ему быть головою, сердцем – ей.

Он у руля, она в повиновеньи,

Все прочее суть морок и смятенье [9].

ВСЕ

Браво, очаровательно!

МИСС ДИН

И как прочувствованно!