Мари-Од Мюрай - Мисс Черити

ОСКАР ДАМПФ (с озадаченным видом)

Это… это что же, свиньи?

Я

Ну да. Вы ведь сказали…

ОСКАР ДАМПФ (с сожалением)

Играют на дудках?.. Нет, такое уже никто не покупает. Есть спрос на лягушек в балетных пачках. Вот таких.

Мистер Дампф грациозно сложил руки над головой, а ноги – в третью позицию.

Я (дрожащим голосом)

Вы, верно, насмехаетесь надо мной, сэр.

ОСКАР ДАМПФ

Я? Нет же, нет. Но эти покупатели открыток, они весьма капризны. Только покажется, что им нравятся аллигаторы на коньках (а вы знаете, как их сложно рисовать) , а им уже подавай, м-м-м, пингвинов, играющих на волынке.

Пока мистер Дампф распространялся об аллигаторах и пингвинах, у меня зашумело в ушах. Лишь крайнее негодование помогло совладать с собой.

Я

Заплатите, сэр, или отдайте мои рисунки.

ОСКАР ДАМПФ

Так и быть, пойду вам навстречу, мисс… м-м-м, как вас там. Но только потому, что у вас талант.

Он открыл засаленный портфель, из которого извлек и вручил мне банкноту в один фунт. Я ждала остальные одиннадцать. Но мистер Дампф уже захлопнул портфель.

Я

Один фунт?

ОСКАР ДАМПФ

Как договаривались со Шмалем. Один фунт.

Я

Один фунт за акварель!

ОСКАР ДАМПФ

М-м-м-м? Нет, нет. Один фунт за дюжину. Я плачу за дюжину. Шмаль не расслышал… Но главное, если у вас появятся лягушки в балетных пачках, вы уж не забудьте про меня!

Так мистер Дампф мгновенно излечил меня от желания обращать свой талант в деньги; и я постаралась забыть, что когда-то я рисовала свинку, стоящую на задних ногах и дудящую в дудку.

Родители выдавали мне так мало денег, что часто приходилось занимать шиллинг-другой у кухарки на подкуп Глэдис. Я тайком сбегала из дома, дабы не вызывать приступы ревности у мамы; втайне от родных решала свои денежные дела; давала тайные поручения Глэдис Гордон, которая даже разговаривать как следует не умеет, – все это рождало во мне чувство вины, какое мог бы испытывать убийца, загубивший всю свою семью и верного пса в придачу. Тем временем мама не покладая рук направляла ко мне легионы еще не пристроенных холостяков, где бы они ни жили – от Риджентс-парка до Западного Бромптона. Первым и необходимым условием для претендента на мою руку считалось отсутствие какой бы то ни было профессии; а если уж он непременно желал быть адвокатом или врачом – тогда полное отсутствие клиентов. Папа ни дня в жизни не работал. Сейчас молодым людям такое, пожалуй, сложно представить, но тогда это считалось главным свидетельством солидного положения в обществе. Второе мамино условие проистекало из первого: жених должен иметь виды на получение наследства в самое ближайшее время, а до той поры его должны щедро содержать родители.

После мистера Саммерхилла и мистера Брукса на очередном благотворительном чаепитии в честь наших друзей папуасов меня решили познакомить с мистером Джонни Джонсоном, крестником мисс Дин, у которого были часто мигающие глаза за круглыми очками. Его крестная говорила, что он «умнейший молодой человек», и я приготовилась к интеллектуальному турниру. Мистер Джонсон осведомился, как у меня дела, как дела у моих родителей; потом принялся за моих бабушек и дедушек («Они умерли, мистер Джонсон». – «Как, неужели все четверо, мисс Тиддлер?» – «Да, все четверо»). Потом, после некоторого размышления, – как дела у моих братьев и сестер («Мои сестры умерли, когда были совсем маленькими, мистер Джонсон». – «Как, неужели все ваши сестры, мисс Тиддлер?» – «Да, все до одной, мистер Джонсон»). Прощупав таким образом почву, мистер Джонсон поправил манжеты и ни с того ни с сего спросил, является ли зима моим любимым временем года.

Я

Зимой я бы предпочла впадать в спячку, как моя ежиха.

Мистер Джонсон пробормотал «ежиха», потом потряс головой, как картежник, у которого на руках не оказалось нужного козыря.

ДЖОННИ ДЖОНСОН (поправляет манжету на левой руке)

Вы любите танцевать, мисс Тиддлер?

Я

Любила бы, если бы умела.

Тогда мистер Джонсон снова бросил взгляд на левую манжету; и тут я заметила, что она исписана мелким почерком.

ДЖОННИ ДЖОНСОН

А петь вы любите, мисс Тиддлер?

Я

Прошу прощения?

ДЖОННИ ДЖОНСОН

Любите ли вы петь, мисс Тиддлер?

Я

Тот же ответ, что и на вопрос о танцах.

ДЖОННИ ДЖОНСОН

Фортепиано? Вышивка? Живопись? Ах да, живопись! Вам больше нравятся портреты или пейзажи?

Я

Простите мое любопытство… Но что это там такое у вас написано на манжетах?

Мистер Джонсон, крайне довольный проявленным интересом, немедленно предъявил манжеты.

ДЖОННИ ДЖОНСОН

Я придумал эту систему, чтобы облегчить общение с людьми. Правая манжета: общие вопросы. Левая манжета: личные вопросы (без фамильярности, конечно) . Таким образом вы избегаете неловкого молчания в разговоре. Прежде, до манжет, я решительно не знал, как поддержать беседу, особенно с молодыми девушками. С молодыми девушками чрезвычайно сложно беседовать: они многого не знают, и еще больше им знать не дозволено, но они знают многое из того, что им знать не положено.

Я

Надо же…

ДЖОННИ ДЖОНСОН

До системы с манжетами все мои беседы с девушками превращались в череду глупостей и молчания. По-моему, нет ничего хуже, чем неловкая пауза в разговоре. Ровно в это мгновенье обязательно начинает урчать в животе, и приходится срочно громко кашлять… Но я не уверен, прилично ли мне обсуждать с вами подобные вещи, поэтому, с вашего позволения, перейдем к правой манжете.

Я

Общие вопросы?

ДЖОННИ ДЖОНСОН (польщенный)

Именно так. Что вы думаете о праве женщин голосовать?

Я напустила на себя негодующий вид и заявила, что девушкам не пристало о таком думать; покрасневший и смущенный мистер Джонсон мысленно вычеркнул злосчастный вопрос из манжетного списка.

Той зимой я выходила в лондонский свет только из-за таких вынужденных знакомств. Ничто не отвлекало меня от моего призвания – рисования. Чем больше я рисовала, тем яснее осознавала, что если мне и удается довольно точно воспроизводить грибы, то вдохнуть жизнь в портреты я, увы, не могу. Бедный Питер под моей рукой превращался в жертву таксидермиста. Моей излюбленной моделью стала Табита, которая позировала без возражений. Прежде живая и порывистая, теперь она по большей части сидела неподвижно, погрузившись в себя. Если бы мне удалось передать на бумаге то, что я читала в ее глазах, это была бы картина ужаса.

Последний акт драмы разыгрался, когда зыбкий разум Табиты окончательно растворился во мгле одной зимней ночи 1888 года. В тот вечер перед сном я совершила привычный обход своего зверинца. Кук, Милдред, Маэстро, Дорогуша Номер Два и Джулиус по-прежнему проживали в классной комнате, а Петруччо – в закутке у Табиты. Сквозь запертую дверь я пожелала им спокойной ночи.